Стихея

В пустом коридоре на втором этаже не было ни души. Все веселились на вечеринке, а Мари, как прокаженную, доставили в общежитие. Сама виновата. Надела бы костюм дохлой бабочки и затерялась бы в толпе. Но необъяснимое желание объявить всему Вэйланду, что ведьмы вернулись, зудело под кожей, отравляя кровь.

Мари еще раз взглянула на луну и направилась к своей комнате. Снова что-то произойдет. Она улыбнулась. Мертвые ведьмы мстят, но…

Улыбка погасла. Они могут убить невиновного, как ту девушку на посвящении в студенты. Она ведь ни в чем не была виновата.

– А мы были? Многие из нас даже не прикасались к людям, но их заклеймили и сожгли. Не дали и шанса оправдаться. Приговорили еще до суда.

Знакомый шелестящий голос вновь ворвался в мозг, и Мари застыла на месте. Прямо перед ней растекся по полу туман, похожий на жидкий дым. Из сизого болота выросла знакомая фигура девушки с длинными черными волосами. Они намертво спутались и словно стыдливо прикрывали грязный саван. В глазах горели языки пламени, а в морщинках на бледном лице скрывалась неутолимая жажда мести.

– Снова ты? – Мари прищурилась.

В этот раз ей не было страшно. Дух ведьмы не причинит зла другой ведьме.

– Ты не помнишь меня… – прошелестел призрак.

– Так напомни?

– Не могу. – Ее лицо скривилось, словно в судорогах.

Призраки не могут раскрывать секреты живых, – кивнула Мари. – Тогда раскрой мне секрет мертвых.

На этот раз призрачная девушка улыбнулась, и Мари поежилась. В улыбке не было ничего приятного. Наоборот, от нее появилось чувство, будто по коже провели наждачной бумагой.

– Мертвые мстят. Мертвые ждут голубую луну!

Мари не успела ничего сказать. На этот раз она ошиблась. Разгневанные духи не смотрят, кто перед ними: человек или ведьма. Они мстят всем. Поэтому Тина переживала за Эллиота и Дейзи.

Острая боль в затылке в очередной раз лишила ее зрения, и Мари провалилась во тьму.

Германская империя, 1849 год

Вилда всегда оправдывала свое имя. Дикая, необузданная. Плевать хотела на правила приличия, волосы носила распущенными и запрещала к ним прикасаться. Для немки была слишком миловидной и нежной, зато щучий характер служил прекрасным контрастом. Она с восторгом встретила революцию и ратовала за становление Германской империи, не особенно разбираясь в политических играх. Вилду забавляли изменения в стране, поэтому, чтобы уберечь жену от городских бурь, герр Шульц вывез ее в свой особняк в тихой провинции, и весну 1849 года они встретили среди хвойных лесов, альпийских лугов и любимых нежно-розовых цикламенов.

Три года совместной жизни Ансельм каждый день благодарил Бога. За то, что жена еще жива и коварная судьба не разлучила их. Постепенно, по крупицам, Ансельм рассказывал Вилде правду о прошлом. Это позволяло обмануть проклятье, растянуть сладкие мгновения. Потому что, если умолчать, смерть подкрадется незаметно. А затем ударит резко и бесповоротно.

Той ночью не спал никто. Вилда сидела за столом у окна при свете трепещущей свечи и писала в дневнике. Ансельм не раз порывался заглянуть в него, но Вилда охраняла свои тайны похлеще Цербера. Поэтому он не знал, счастлива ли она. Но единственное, в чем не сомневался, это в том, что она его любит.

– Почему не спишь? – Ансельм подошел к Вилде и посмотрел через ее плечо.

Она впервые не закрыла тетрадь, исписанную нервным, плавающим почерком.

Ему бросились в глаза стихи, от которых душа упала в пятки: