Всю неоглядную Россию наследуем, как отчий дом, мы — люди русские, простые, своим вскормленные трудом.В тайге, снегами занесенной, в горах — с глубинною рудой, мы называлихлеб казенный своею собственной едой.У края родины, в безвестье, живя по-воински — в строю, мы признавалиделом чести работу черную свою.И, огрубев без женской ласки, приладив кайла к поясам, за жизнь не чувствуя опаски, шли по горам и по лесам,насквозь прокуренные дымом, костры бросая в полумгле, по этой страшной, нелюдимой, своей по паспорту земле.Шли — в скалах тропы пробивали, шли, молча падая в снегу, на каждом горном перевале, на всем полярном берегу.В мороз работая до пота, с озноба мучась, как в огне, мы здесь узнали,что работа равна отвагою войне.Мы здесь горбом узнали ныне, как тяжела святая честь впервые в северной пустыне костры походные развесть; за всю нужду, за все печали, за крепость стуж и вечный снег пусть раз проклясть ее вначале, чтоб полюбить на целый век; и по привычке,как героям, когда понадобится впредь,за все,что мына ней построим, в смертельной битвеумереть....А ты —вдали, за синим морем, грустя впервые на веку, не посчитай жестоким горем святую женскую тоску.Мои пути, костры, палатки издалека — увидя вблизь, учись терпению солдатки — как наши матери звались,— тоску достойно пересилив,разлуки гордо пережив, когдагодами по России отцы держали рубежи.