Стихи 2017 года (СИ)

а не то проткнешь насквозь:

вот над дымкой голубою

побежит, как изморозь,

ее истинная сила

в том, что силы больше нет:

крыл лишившаяся вила,

побледневший белый свет.

Все, однако, как просила -

на бумаге акварель.

Мимо роз и девясила

не промчится тучный шмель,

в корчи туч заглянет лучик,

освятит лебяжий луг,

даже времени попутчик

в миг растает из подруг.

Осень - тонкая бумага,

папиросная почти.

А весны уже не надо,

тут дожать бы до зимы.

10 окт.

Все проблемы: дураки, дороги

так понятны стали и просты -

нас покинули единороги,

их густые гривы и хвосты.

Вслед за ними упорхнули нимфы,

лешие ушли с больших дорог.

Пешие, отстукивая ритмы

архаичные, подались на Восток.

Гномы позабыли тропы в горы,

эмигрировали в Токио, в Париж.

Там единорожные остовы

все еще витают между крыш.

А у нас - острожные каноны,

фараоны, мандаринов сок.

В горы, гномы. В беспросветные каньоны.

Путь, хоть и не близок, - недалек.

По дороге глянем на долину,

преломив остроженный пирог

осторожно: может, в середину

положил иголок некто стог.

Там, в щелях надломленной породы,

будем бесконечно вспоминать

годы, все чудные эпизоды,

не желая больше волховать.

12 окт.

I want to live in English speaking country

To learn the language easy as a joke.

I want to cross the boundaries above them

And then to go farther to revoke

Привычную до чертиков погоду

в любое время года, суток час.

I know exactly where I should to go

You guess it can be London - not so fast.

But I can't be the guy that ought to show you

The straight way out through the holy wall.

Поскольку сам дикарь, покрыт паршою,

спустился я за солью с лысых гор.

But you can have believed that I'm a waiter

To serve you anywhere any time.

I'm sorry but I'm only a setter

That keeps it's own hennel for a while.

14 окт.

Утром сквозь дымку башенный кран -

прямо журавль - как над крышами встал!

поверх колодца и донца двора.

Вот-вот взовьется с уловом ведра.

Как он успел вознестись до небес?

Вроде вчера обходился я без

стереометрий, упрямо прямых,

без журавлей в облаках голубых.

В небе вечернем журавль почернел.

Но что там мигает в скрещении стрел?

Ритмом сердечным стучит и стучит.

Верно, прожектор пустил крановщик

через свою оголенную грудь,

собственным сердцем нормирует ртуть

выплесков света в потемки зари,

кабель под кожей пускает круги

искр электрических, магией волн

конченных, взвинченных, мчащих в затор.

Ух, крановщик, ты поистине маг!

Так прояснить мой осенний закат!

16 окт.

Как же хочется быть кем-то:

то я демон, то я пес,

то я неуч, неизменно

неуч, только не всерьез.

Что за придурь мировая

мной владеет в этот час,

когда, не соображая,

каюсь в профиль и в анфас?

Без прикрас - такая скука! -

вот он, глас, итог всех дум!

Так, выкручиваясь круто,

я обманываю ум.

И стою на перекрестке,

одинокий.., под дождем..,

я - подросток-переросток,

я - почти что нагишом...

и опять напялил маску.

И опять заганашил

ту бродящую закваску,

что, взуваясь сетью жил,

норовит освободиться,

проявиться до конца.

Ниспадает с рук водица...

Где ж ты, вешняя вода?

До конца освободиться...

Знаю, в чем "большой секрет".

И что должно с руки пролиться.

Только мне не двадцать лет.

Разведете, нет сомнений,

вы еще не одного.

Ну а мне? А мне - терпенье.

И сомненья... все-равно.

17 окт.

Сумерки.

Мадам, позвольте сигарету

зажечь Вам. Вечер так суров! -

вы не находите?

А как к кабриолету

вы отнесетесь?

Я уже готов

подать его под тонкие штиблеты

так донельзя ухоженной ноги.

Ах, что Вы говорите!

Те памфлеты...

Но нет, они, ей богу, не мои.

Как Вы могли подумать про такое!

С таким песком любовь мою сравнять!

Я думаю, украдкой, про иное,

и мое сердце улетает вспять

к волнам средьземноморской гальки,

я очень нежно вспоминаю соль

на вашем платье, скажем без утайки,

облапившем любимую мозоль

фигуры вашей, высшем пилотажем

вскружившею всю голову мою.

И я пою, я так многоэтажен,

что сам не знаю, как еще стою.

Мадам, позвольте сигарету

зажечь Вам. Вечер так суров!

Так хочется курить,

что мне при этом

нет места, где прилечь

и выпить кровь.

17 окт.

Я живу в сторожке

в дальней стороне;

грибники в лукошке

хлеб приносят мне;

бродят вдоль избушки

деды-лешаки;

квакают лягушки

где-то у реки.

И живет напротив,

кто не знаю я;

пальцем круг выводит,

сидя у окна,

по стеклу сухому,

поскрип за окном,

и нежно, по-простому,

пахнет табаком.

18 окт.

Врубай телевизер, врубай!

Я должен увидеть, как рай

взрывается сотней огней

на фоне цветных площадей.

Что там обещают вчера?

Почем нынче воздух, вода?

Почем облапошенный край?

Врубай телевизер, врубай!

18 окт.

Слова нужны, нужны слова!

Слова - они, как хлеб!

И голова - не тяжела,

и рампы ярок свет.

Слова нейдут, нейдут слова!

Один сплошной обвал.

Я потерялся навсегда,

я донельзя пропал...

Все больше сердобольных лиц

вокруг и стариков.

Уже вот-вот и до больниц

докатится жернов,

в муку меня перемеля,

стирая до основ.

Мне позарез нужны слова!

Хоть отголоски слов.

19 окт.

Ахтунг, ахтунг, как на мотоцикле

мне пригрезился тут дивный образ твой -

восседала ты, подобна нимфе,

бензобак дымился под рукой.

И рукою выжала сцепленье,

я с волненьем дух переборол,

еле уловимое движенье

ног, и ты умчала... на бейсбол(

Я бродил в пустынях зоосада,

думал - так и надо, не злобясь.

Губ твоих вишневая помада,