Возле древней реки Догорает ночной костер. Вкруг поют, поют, поют мужики. И растет странный хор: — Подошел музыкант бродячий с мандолой. Подошел горький пьяница голый. Подошел мещанинишка кволый. Из кафе — vis-a-vis[37] — перешел стройный сноб с виолой. Запела виола. Затрещала сладко мандола. Хор разлился вослед грустным вальсом: хей — холла… Завертелись вокруг мещанинишка с пьяницей голым. — Темп помчался, помчался, помчался. Закачался Пьяный пламень во древней реке. Закачался Огонечек со спичкой в дрожащей руке. В вальсе, в вальсе огонь закачался. Во реке, при руке — здесь и там, в фонарях вдалеке, — Вдалеке.
1913
М<осква>
496. ВО МНЕНИЯ
Урод, о урод! Сказал — прошептал, прокричал мне народ. Любила вчера. — Краснея призналась Ра. Ты нас убил! — Прорыдали — кого я любил. Идиот! Изрек диагноз готтентот. Ну так я — — Я! Я счастье народа. Я горе народа. Я — гений убитого рода, Убитый, убитый! Всмотрись ты — В лице Урода Мерцает, мерцает, Тот, вечный лик. Мой клик. — Кикапу! На свою, на свою я повел бы тропу. Не бойтесь, не бойтесь — любуйтесь мной — Моя смерть за спиной.
1914
497. КОНЕЦ КИКАПУ
Побрили Кикапу — в последний раз. Помыли Кикапу — в последний раз. С кровавою водою таз И волосы, его. Куда-с? Ведь Вы сестра? Побудьте с ним хоть до утра. А где же Ра? Побудьте с ним хоть до утра Вы, обе, Пока он не в гробе. Но их уж нет и стерли след прохожие у двери. Да, да, да, да, — их нет, поэт, — Елены, Ра, и Мери. Скривился Кикапу: в последний раз Смеется Кикапу — в последний раз. Возьмите же кровавый таз — Ведь настежь обе двери.
1914
498–499. В БОЛЬНИЦЕ
1
СЛУЧАЙ
В палатах, в халатах, больные безумные. Думают лбы — — Гробы. Душные души, бесструнные, Бурумные. Вот ночь. Вскачь, вскочь, пошли прочь К койкам-кроватям своим. Мир им, Братьям моим. Спят. Тихо струится яд, В жилах их — кровь течет вспять, От смерти, опять. Снятся им черти, ад. Ааааа!!.. — Ды беги, кликни, что ежали… — Жарежали, жарежали, жарежали!! Игумнова!.. Полоумнова!.. Пошел, посмотрел, побледнел, Лоб ороснел: — Весь пол покраснел.
2
НА НОЧЬ ЗАЩИТА
В подушку-теплушку кладу игрушку — из мыла грушку. Образ Нины святой… Мамы портрет, дорогой… Другой… Ой — Артюхин лежит — глаза все видят. Ночью меня обидят. Подойдет. Тихо. Ножик в живот воткнет. Спи, Тихон. Не хочу! Не хочу — кричу палачу — Искариот! Ах — мама другая, рыгая, ругая, в белом халате, несет подушку. Ногой мне в живот — Вот!