Стихи

Я действительно подкуплен.
                           Я подкуплен.
Без остатка.
             И во сне.
                       И наяву.
Уверяют советологи:
                    "Погублен…"
Улыбаются товарищи:
                    "Живу!.."

Я подкуплен
            ноздреватым льдом кронштадтским.
И акцентом коменданта-латыша.
Я подкуплен
            военкомами гражданской
и свинцовою водою Сиваша…
Я ещё подкуплен снегом
                       белым-белым,
Иртышом
        и предвоенной тишиной.
Я подкуплен кровью
                   павших в сорок первом.
Каждой каплей.
               До единой.
                          До одной…
А ещё подкуплен я костром.
                           Случайным,
как в шальной игре десятка при тузе.
Буйством красок Бухары.
                        Бакинским чаем.
И спокойными парнями с ЧТЗ…
Подкупала
          вертолётная кабина,
ночь
     и кубрика качающийся пол!..
Как-то женщина пришла.
                       И подкупила.
Подкупила —
            чем? —
                   не знаю
                           до сих пор.
Но тогда-то жизнь
                  я стал считать по вёснам.
Не синицу жду отныне,
                      а скворца…
Подкупила дочь
               характером стервозным, —
вот уж точно,
              что ни в мать
                            и ни в отца…
Подкупил Расул[1]
               насечкой на кинжале.
Клокотанием —
              ангарская струя.
Я подкуплен и Палангой,
                        и Кижами.
Всем, что знаю.
                И чего не знаю я…
Я подкуплен зарождающимся словом,
не размененным пока на пустяки.
Я подкуплен
            Маяковским,
                        и Светловым,
и Землёй,
          в которой сбудутся стихи!..
И не все ещё костры отполыхали.
И судьба ещё угадана не вся…
Я подкуплен.
             Я подкуплен с потрохами.
И поэтому купить меня
                      нельзя.

1969

Баллада о спасённом знамени

Утром
      ярким, как лубок.
Страшным.
Долгим.
Ратным.
Был разбит
           стрелковый полк.
Наш.
В бою неравном.
Сколько полегло парней
в том бою —
не знаю.
Засыхало —
           без корней —
полковое знамя.
Облака
       печально шли
над затихшей битвой.
И тогда
с родной земли
встал
      солдат убитый.
Помолчал.
Погоревал.
И —
    назло ожогам —
грудь свою
забинтовал
он
   багровым шёлком.
И подался на восток,
отчим домом
            бредя.
По земле
         большой,
                  как вздох.
Медленной,
           как время.
Полз
пустым березняком.
Шёл
лесным овражком.
Он себя
        считал полком
в окруженье вражьем!
Из него он
           выходил
грозно и устало.
Сам себе
         и командир,
и начальник штаба.
Ждал он
часа своего,
мстил
      врагу
            кроваво.
Спал он в поле,
и его знамя
            согревало…
Шли дожди.
Кружилась мгла.
Задыхалась буря.
Парня
      пуля
           не брала —
сплющивалась
пуля!
Ну, а ежели
            брала
в бешенстве напрасном —
незаметной
           кровь была,
красная
на красном…
Шёл он долго,
              нелегко.
Шёл
    по пояс в росах,
опираясь на древко,
как на вещий
посох.

[1967–1970]

" — Отдать тебе любовь? "