Стихи

«Ясноокий, как рыцарь из рати Христовой…»

Ясноокий, как рыцарь из рати Христовой,

на простор выезжаю, и солнце со мной;
и последние стрелы дождя золотого
     шелестят над истомой земной.

В золотое мерцанье, смиренный и смелый,

выезжаю из мрака на легком коне:
Этот конь — ослепительно, сказочно белый,
     словно яблонный цвет при луне.

И сияющий дождь, золотясь, замирая

и опять загораясь — летит, и звучит
то земным изумленьем, то трепетом рая,
     ударяя в мой пламенный щит.

И на латы слетает то роза, то пламя,

и в лазури живой над грозой бытия
вольно плещет мое лебединое знамя,
     неподкупная юность моя!

1. 12. 22.

ВОЛЧОНОК

Один, в рождественскую ночь, скулит

и ежится волчонок желтоглазый.
В седом лесу зеленый свет разлит,
    на пухлых елочках алмазы.

Мерцают звезды на ковре небес,

мерцая, ангелам щекочут пятки.
Взъерошенный волчонок ждет чудес,
    а лес молчит, седой и гладкий.

Но ангелы в обителях своих

все ходят и советуются тихо,
и вот один прикинулся из них
    большой пушистою волчихой.

И к нежным волочащимся сосцам

зверек припал, пыхтя и жмурясь жадно.
Волчонку, елкам, звездным небесам,
    всем было в эту ночь отрадно.

8. 12. 22.

«Как объясню? Есть в памяти лучи…»

Как объясню? Есть в памяти лучи

сокрытые; порою встрепенется
дремавший луч. О, муза, научи:
в понятный стих как призрак перельется?
Проезжий праздный в городе чужом,
я, невзначай, перед каким-то домом,
бессмысленно, пронзительно знакомым…
Стой! Может быть, в стихах мы только лжем,
темним и рвем сквозную мысль в угоду
размеру? Нет, я верую в свободу
разумную гармонии живой.
Ты понимаешь, муза, перед домом
мне, вольному бродяге, незнакомым,
и мне — родным, стою я сам не свой
и, к тайному прислушиваясь пенью,
все мелочи мгновенно узнаю:
в сплошном окне косую кисею,
столбы крыльца, и над его ступенью
я чувствую тень шага моего,
иную жизнь, иную чую участь
(дай мне слова, дай мне слова, певучесть),
все узнаю, не зная ничего.

Какая жизнь, какой же век всплывает,

в безвестных безднах памяти звеня?
Моя душа, как женщина, скрывает
и возраст свой, и опыт от меня.
Я вижу сны. Скитаюсь и гадаю.
В чужих краях жду поздних поездов.
Склоняюсь в гул зеркальных городов,
по улицам волнующим блуждаю:
дома, дома; проулок; поворот
— и вот опять стою я перед домом
пронзительно, пронзительно знакомым,
и что-то мысль мою темнит и рвет.

Stettin, 10. 12. 22.