Стихи

ЗНАЕШЬ ВЕРУ МОЮ?

Слышишь иволгу в сердце моем шелестящем?
Голубою весной облака я люблю,
райский сахар на блюдце блестящем;
и люблю я, как льются под осень дожди,
и под пестрыми кленами пеструю слякоть.
Есть такие закаты, что хочется плакать,
а иному шепнешь: подожди.
Если ветер ты любишь и ветки сырые,
Божьи звезды и Божьих зверьков,
если видишь при сладостном слове «Россия»
только даль и дожди золотые, косые
и в колосьях лазурь васильков,
— я тебя полюблю, как люблю я могучий,
пышный шорох лесов, и закаты, и тучи,
и мохнатых цветных червяков;
полюблю я тебя оттого, что заметишь
все пылинки в луче бытия,
скажешь солнцу: спасибо, что светишь.

    Вот вся вера моя.

1922 г.

«Кто выйдет поутру? Кто спелый плод подметит…»

Кто выйдет поутру? Кто спелый плод подметит!
     Как тесно яблоки висят!
Как бы сквозь них, блаженно солнце светит,
     стекая в сад.

И сонный, сладостный, в аллеях лепет слышен:
     то словно каплет на песок
тяжелых груш, пурпурных поздних вишен
     пахучий сок.

На выгнутых стволах цветные тени тают;
     на листьях солнечный отлив…
Деревья спят, и осы не слетают
     с лиловых слив.

Кто выйдет ввечеру? Кто плод поднимет спелый?
     Кто вертограда господин?
В тени аллей, один, лилейно-белый,
     живет павлин.

1922 г.

ПАСХА

На смерть отца

Я вижу облако сияющее, крышу
блестящую вдали, как зеркало… Я слышу,
как дышит тень и каплет свет…
Так как же нет тебя? Ты умер, а сегодня
синеет влажный мир, грядет весна Господня,
     растет, зовет… Тебя же нет.

Но если все ручьи о чуде вновь запели,
но если перезвон и золото капели —
не ослепительная ложь,
а трепетный призыв, сладчайшее «воскресни»,
великое «цвети», — тогда ты в этой песне,
     ты в этом блеске, ты живешь!..

1922 г.

ГРИБЫ

У входа в парк, в узорах летних дней
     скамейка светит, ждет кого-то.
На столике железном перед ней
     грибы разложены для счета.

Малютки русого боровика —
     что пальчики на детской ножке.
Их извлекла так бережно рука
     из темных люлек вдоль дорожки.

И красные грибы: иголки, слизь
     на шляпках выгнутых дырявых;
они во мраке влажном вознеслись
     под хвоей елочек, в канавах.

И бурых подберезовиков ряд,
     таких родных, пахучих, мшистых,
и слезы леса летнего горят
     на корешочках их пятнистых.

А на скамейке белой — посмотри —
     плетеная корзинка боком
лежит, и вся испачкана внутри
     черничным лиловатым соком.

13. 11. 22.