Стихи и эссе

Что остаётся делать отдельному сознанию? Тот, у кого есть достаточно интересная специальность, посещает специальные мероприятия из своего круга интересов; тот, у кого интересной специальности нет, а есть лишь неинтересная работа, посещает случайные мероприятия вне своего круга интересов; тот же, у кого нет ничего из этого, но кто позиционирует своё собственное интересное сознание в качестве своей специальности, тот ограничивается своими личными мероприятиями, большей частью не интересными никому.

Начинаются разговоры о поклонении личным переживаниям, быстро возникает культ вокруг обмена частными впечатлениями, в основном сексуального, мистического или политического характера.

Тут мы подходим к Аарструпу*. Дело в том, что его стихи я начала читать примерно с такими мыслями о поклонении личным переживаниям. Я ожидала увидеть такое поклонение у него, в его эротических описаниях, в его кратких или развёрнутых зарисовках о женщинах и природе. Но оказалось – во всяком случае для меня, – что он не в большей мере поклоняется переживаниям, чем тени пережитого… да и «поклонение» не самое подходящее слово… он наблюдает, и самое поразительное то, что сквозь его наблюдения всех возможных переживаний проступает наблюдение невидимого, которое его фантазия пытается сделать видимым.

На снегу

По улице и рынку,
Где снег блистал искристо,
Луною осиянна,
Ты шла, я видел, быстро.

Лучился город сказкой,

Хрустальным наважденьем,
Фасад старинный замка
Волшебным плыл виденьем.

Скрывала муфта руки,

В своём – везунья! – ворсе.
Я слышал, о колени
Шёлк шелестящий тёрся[62].

Что же, тень добивается того, чего никогда не добиться ему самому. Но в то же время это он добивается в своей фантазии того, чего никогда не добиться тени. В реальности они не добиваются ничего. Ни один из них. Тем не менее именно в промежутке между подобными невозможностями происходит нечто. Фантазии присуще неукротимое стремление вмешиваться в реальные отношения и придавать им импульс в направлении принципиально недостижимого… Тогда рождаются образ, стихотворение, но прежде всего образ одновременного принятия и отвержения судьбы человеком.

Заметьте, как в следующем стихотворении Аарструп является то самим собой, то шпалерой и как женщина рядом с ним становится то женщиной, то розой, – точнее так: речь не столько об их пребывании в двух этих плоскостях (к чему свелось бы механистичное понимание), сколько о раздумье по поводу предпосылок этого: они ни реальны, ни ирреальны… они реализуются.

На ветру

Высокая роза
С росою на коже,
С дождём ты не сладишь,
Боюсь, с ветром тоже.

Позволь мне опорой

Тебе стать, пригожей,
От ливня укрою,

От вихря же тоже.

И если прижмёшься,

О нежность, о вера!
То знай: это вовсе
Не я, а шпалера[63].

Он постулирует реальность образа. В образе заключена страсть. Она заключена не в переживании… которое является игрой случая… а в контроле сознания над ирреальным. Он принимает реальность образа, принимая его ирреальность.

Лучшие стихи Аарструпа являются примерами такого соотношения образа и действительности – или его интерпретациями. Образ объясняет реальность, бросая на неё тень сомнения и придавая ей импульс в направлении к ирреальности, которая необходима, чтобы реальность обрела импульс. В не самых лучших образцах его поэзии, напротив, речь не идёт об интерпретации, но о попытках ранжирования – ранжирования, которое уместно в философии, а философом Аарструп не был. Тем не менее стоит привести несколько околофилософских цитат, которые дадут представление о мыслях, которые у Аарструпа как частного лица были по поводу понимания жизни поэтом Аарструпом.

В одном месте он спрашивает:

насмотрелся ли ты снов, которые лишь

по глупости придёт в голову назвать жизнью?

В другом месте:

так называемую действительность,
думаю, я вижу во сне

В третьем месте он уже явно призывает сновидения:

Сон!
С широких крыльев твоих
ангелов лейся мне навстречу
Будь для меня реальностью

В этом, конечно, не слишком много философии, но уже возникает ощущение той постановки проблемы, которая могла бы вылиться в философию и которая, во всяком случае у Аарструпа, могла вылиться в стихи.