Стихи и песни (сборник)

Потомок Чаадаева, сгинувший в сороковом,
На русский язык перевел большинство его «Писем».
Из бывших князей, он характером был независим,
На Зубовской площади жил и в Бутырках потом.
Уверенный духом, корысти и страха лишен,
Он в семьдесят девять держался, пожалуй, неплохо,
И если записке Вернадского верить, то он
Собою украсить сумел бы любую эпоху.
Он был арестован и, видимо, после избит
И в камере умер над тощей тюремной котомкой.
А предок его, что с портрета бесстрастно глядит,
Что может он сделать в защиту себя и потомков?
В глухом сюртуке, без гусарских своих галунов,
Он в сторону смотрит из дальней эпохи туманной.
Объявлен безумцем, лишенный высоких чинов,
Кому он опасен, затворник на Ново-Басманной?
Но трудно не думать, почувствовав холод внутри,
О силе, сокрытой в таинственном том человеке,
Которого более века боятся цари.
Сначала цари, а позднее – вожди и генсеки.
И в тайном архиве, его открывая тетрадь,
Вослед за стихами друг другу мы скажем негромко,
Что имя его мы должны написать на обломках,
Но нету обломков, и не на чем имя писать.

1987

Март

Смерть Цезаря всегда граничит с тайной.
И все-таки, реальность или миф,
Она звенит – победой без восстаний,
Народную судьбу переломив.
Еще февраль в своих правах, пожалуй,
И в спячке беспокойные умы,
Но родники таятся, как кинжалы,
Под голубыми тогами зимы.
Преступный сон, навязчивый и дерзкий,
Стучит в мозгу и разрывает грудь, —
Как по виску ударить табакеркой,
А после шарф на шее затянуть.
В окне за черной виселицей рамы
Метельный снег кружится и дымит.
Он бел, как лик убитого тирана,
Он пахнет чесноком, как динамит.
Закон молчит. Общественность не ропщет.
Свидетели и летописи врут.
Все заговором связаны всеобщим:
Перовская, и Беннигсен, и Брут.
Пусть зимние в лесах окрестных виды,
Где вьюга голос пробует «на бис»,
Пою вам славу, мартовские иды, —
Пора поэтов и цареубийств!
Пусть будет счастлив тот из нас, кто дожил
До майских дней, где тихо и тепло!
В окне светает. Снег идет, как дождик.
Начало марта – первое число.

1987

Памяти Бориса Слуцкого