Скончался Натан Эйдельман,Последний российский историк.Пустует промятый диван,Завален бумагами столик.В квартире, где мертвая тишь,Раскатистый голос не слышен.Вчерашние скрыты афишиПолотнами новых афиш.Скончался Натан Эйдельман,Последний российский историк.Его сочинений томаОтныне немалого стоят.При жизни он не был богат,Теперь же – богат он несметно, —Истории ангельский садЕму остается посмертно.Для веком любимых детейГосподняя явлена милость:Эпоха их жизней смениласьЭпохой великих смертей.Скончался Натан Эйдельман,Последний российский историк.В густеющий глядя туман,В своих убеждениях стоек,Твердил он опять и опять,Борясь со скептическим мненьем,Что можно Россию поднятьРеформами и просвещеньем.Свой мерный замедлили бегНад черною траурной датойЕго девятнадцатый век,Его беспокойный двадцатый.От бремени горестных путТеперь он на волю отпущен.Его для беседы зовутРылеев, и Пестель, и Пущин.И снова метель в декабре —Предмет изысканий ученых.Пополнив отряд обреченных,Безмолвное стынет каре.Скончался Натан Эйдельман,Последний российский историк,И весь черносотенный станГуляет у праздничных стоек.За что их звериная злостьИ ненависть эта? За то ли,Что сердце его порвалось,Всеобщей не выдержав боли?Что, славу презрев и почет,России служа безвозмездно,Он, им вопреки, предпочелЕдинственный способ отъезда?Скончался Натан Эйдельман.Случайно ли это? – Едва ли:Оборван истории план,Стремящийся вверх по спирали.Захлопнулась времени дверь,В полете застыла минута, —Безвременье, голод и смутаСтрану ожидают теперь.И нам завещает он впредьПознание тайны несложной,Что жить здесь, увы, невозможно,Но можно лишь здесь умереть.1989
«Покуда солнце длит свой бег…»
Покуда солнце длит свой бег,Распространяя отблеск меди,С соседями из века в векВраждуют ближние соседи.Земли медлительный ковчегПоскрипывает от нагрузки.Эстонцы проклинают русских,Словака презирает чех.Не одолел двадцатый векЛюдей звериную натуру, —Армяне ненавидят турок,С киргизом ссорится узбек.За все им предъявляют счет:За облик, с собственным несхожий,За цвет волос, и глаз, и кожи, —Да мало ли, за что еще!За ежегодный недород,За жизнь, которая убога.И каждый нож вострит, и БогаК себе в сообщники зовет.И в доме собственном несмелоЯ стороною прохожу,Свое отверженное телоПодставив этому ножу.Я слышу чей-то выкрик злой,Я вижу толп оскал крысиный,И нестерпимо пахнет псинойНад первобытною землей.1989