Читаем Стихотворения полностью

Воздух соленый

будто бы пьем,

Жадно вдыхаем ртом мы.

Ждем, когда в рупор

крикнет старпом: — Боцман, отдать швартовы! —

Если водой

полубак залит,

Если волна — под ноги,

Значит, тихий причал

позади,

А впереди —

тревоги.

Сразу заставит

забыть про сон Море ночным разбоем.

Трудно представить

больший простор

Чувствам,

мечтам,

работе!

И не представить,

чтобы в пути,

В гуще походного гула Кто-то сказал,

глаза опустив:

— Больше

так

не могу я... — Верность Отчизне

силы придаст Тем, кто слабеет в штормы,

Всем, кто уйдет

выполнять приказ,

Срочно

отдав швартовы!

Портовая ночь

На снегу, как тюлени,

Лежат валуны,

Чайки плещутся в пене Набежавшей волны. Порт в ночи затихает,

Все закончили труд, Огоньками мигает

Их домашний уют... Вдруг вода загрохочет У бортов кораблей, Забурлит, заклокочет,

Как в кипящем котле.

И под шум стоголосый, Пробуждаясь, опять Будут жены матросов

Свет в домах зажигать. Будет снова тревожен Их полночный уют,

И взволнованно тоже

Дети к окнам прильнут.

Знать, поэтому шквалам, Нагоняющим жуть,

К заметеленным скалам Корабли не свернуть.

В ДОЗОРЕ

Визирщики

пощады не давали

Своим

молящим отдыха

глазам,

Акустиков, мы знали, сон не свалит!.. ...В пути

никто

не повстречался нам. Одни лишь волны

буйно

под ветрами

Со всех сторон —

куда ни погляди —

Ходили,

словно мускулы,

буграми

По океанской

выпуклой груди.

И быть беспечным

просто невозможно

Среди морских

загадочных дорог,

В дозоре путь

бывает

бестревожным,

Но не бывает

думы

без тревог!

Встреча

Ветер зарю полощет В теплой воде озер...

Привет вам, луга и рощи,

И темный сосновый бор,

И первых зарниц сверканье,

И призрачный мрак полей С нетерпеливым ржаньем Стреноженных лошадей!..

Вот трактор прибавил газу, Врезая в дорогу след.

Мне тракторист чумазый Машет рукой: «Привет!» Мычащее важное стадо Бредет луговиной в лес.

И сердце до боли радо Покою родимых мест. Невольно вспомнилось море.

И я, отпускник-матрос, Горжусь, что в морском дозоре Бдительно вахту нес!

* * *

Дышу натруженно,

как помпа!

Как никому не нужный груз,

Лежу на койке, будто бомба, —

Не подходите! Я взорвусь!

Ах, если б в гости пригласили, Хотя б на миг, случайно пусть,

В чудесный дом, где кот Василий Стихи читает наизусть!

Читает Майкова и Фета,

Читает, рифмами звеня,

Любого доброго поэта,

Любого, только не меня...

Пока я звякаю на лире И дым пускаю в потолок, —

Как соловей, в твоей квартире Зальется весело звонок.

Ты быстро спросишь из-за двери, Оставив массу важных дел:

— Кого?

— Марину.

— Кто там?

— Эрик.

— Ой, мама! Эрик прилетел!

Покрытый пылью снеговою,

С большим волнением в крови,

Он у тебя над головою Произнесет слова любви!

Ура! Он лучший в целом мире! Сомненья не было и нет...

И будет бал в твоей квартире, Вино, и музыка, и свет.

Пусть будет так!

Твой дом прекрасен.

Пусть будет в нем привычный лад... Поэт нисколько не опасен.

Пока его не разозлят.

Сестра

Наш корабль с заданием В море уходил.

Я ж некстати в госпиталь Угодил!

Разлучась с просторами Всех морей и скал,

Сразу койку белую Ненавидеть стал.

Думал,.

Грусть внезапную Как бы укротить?

Свой недуг мучительный Чем укоротить?

— Жизнь! — Иронизировал, —

Хоть кричи «ура»! —

Но в палату шумную Вдруг вошла сестра.

— Это вы бунтуете? —

В голосе укор.

Ласковей добавила:

— Сделаем укол.

Думал я о чуткости Рук, державших шприц, И не боли —

Радости

Не было границ...

ВСПОМНИЛОСЬ МОРЕ

Крыша. Над крышей луна. Пруд. Над прудом бузина. Тихо. И в тишине Вспомнилось море мне. Здесь бестревожно.

А там,

В хмуром дозоре ночном. Может, сейчас морякам Сыгран внезапный подъем. Тополь. Ограда. Скамья. Пташек неровный полет... Скоро из отпуска я Снова уеду на флот.

Я расскажу, как у нас Дружным звеном из ворот С радостью в утренний час В поле выходит народ.

Я в чистоте берегу Гордое званье «матрос»,

Я разлюбить не смогу Край, где родился и рос.

Крыша. Над крышей луна. Пруд. Над прудом бузина... С детства нам дорог такой Родины светлый покой.

Жизнь — океан, волнуемый

скорбями,

Но ты всегда не робкий был

пловец,

Ты скован был вселенскими

цепями,

Но лучших чувств ты был всегда

певец!

Пусть бьют ключом шампанское и

старка!

Я верю в то — ты мне

не прекословь! — Что нет на свете лучшего

подарка,

Чем в день рожденья

общая любовь!

Начало любви

Помню ясно,

Как вечером летним Шел моряк по деревне —

и вот

Первый раз мы увидели ленту С гордой надписью «Северный флот».

Словно бурями с моря

пахнуло,

А не запахом хлеба с полей,

Как магнитом к нему потянуло, Кто-то крикнул:

«Догоним скорей».

И когда перед ним появились Мы, взметнувшие пыль с большака, Нежным блеском глаза осветились На суровом лице моряка.

Среди шумной ватаги ребячьей, Будто с нами знакомый давно,

Он про море рассказывать начал,

У колодца присев на бревно.

Он был весел и прост в разговоре, Руку нам протянул: «Ну пока!»

...Я влюбился в далекое море, Первый раз повстречав моряка!

Письмо

Дорогая! Любимая! Где ты теперь?

Что с тобой? Почему ты не пишешь? Телеграммы не шлешь... Оттого лишь — поверь, Провода приуныли над крышей.

Оттого лишь, поверь, не бывало и дня Без тоски, не бывало и ночи!

Неужели — откликнись — забыла меня?

Я люблю, я люблю тебя очень!

Как мне хочется крикнуть: «Поверь мне! Поверь!» Но боюсь: ты меня не услышишь...

Дорогая! Любимая! Где ты теперь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубцов, Николай. Сборники

Последняя осень
Последняя осень

За свою недолгую жизнь Николай Рубцов успел издать только четыре книги, но сегодня уже нельзя представить отечественную поэзию без его стихотворений «Россия, Русь, храни себя, храни» и «Старая дорога», без песен «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «Плыть, плыть…».Лирика Рубцова проникнута неистребимой и мучительной нежностью к родной земле, состраданием и участием ко всему живому на ней. Время открывает нам истинную цену того, что создано Рубцовым. В его поэзии мы находим все большие глубины и прозрения, испытывая на себе ее неотразимое очарование…

Алексей Пехов , Василий Егорович Афонин , Иван Алексеевич Бунин , Ксения Яшнева , Николай Михайлович Рубцов

Биографии и Мемуары / Поэзия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Классическая литература / Стихи и поэзия / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное