Читаем Стихотворения полностью

ранних звезд мерцание, Ржание стреноженных молодых коней.

К табуну

с уздечкою

выбегу из мрака я,

Самого горячего

выберу коня,

И по травам скошенным,

удилами звякая,

Конь в село соседнее

понесет меня.

Пусть ромашки встречные

от копыт сторонятся,

Вздрогнувшие ивы

брызгают росой, —

Для меня, как музыкой,

снова мир наполнится

Радостью свидания

с девушкой простой!

Все люблю без памяти

в деревенском стане я,

Будоражат сердце мне

в сумерках полей

Крики перепелок,

ранних звезд мерцание, Ржание стреноженных молодых коней...

Да, УМРУ Я!

Да! Умру я!

И что ж такого?

Хоть сейчас из нагана в лоб!

Может быть, гробовщик толковый смастерит мне хороший гроб...

А на что мне хороший гроб-то?

Зарывайте меня хоть как! Жалкий след мой будет затоптан башмаками других бродяг.

И останется все, как было — на Земле,

не для всех родной...

Будет так же

светить Светило

на заплеванный шар земной!..

Ташкент, 1954

* * *

Уж сколько лет слоняюсь по планете!

И до сих пор пристанища мне нет...

Есть в мире этом страшные приметы,

Но нет такой печальнее примет!

Вокруг меня ничто неразличимо,

И путь укрыт от взора моего,

Иду, бреду туманами седыми;

Не знаю сам, куда и для чего?

В лицо невзгодам гордою улыбкой Ужели мне смеяться целый век?

Ужели я, рожденный по ошибке,

Не идиот, не гад, не человек?

Иль нам унынью рано предаваться,

На все запас терпения иметь?

Пройти сквозь бури, грозы, чтоб назваться Среди других глупцом и... умереть?

Когда ж до слез, до боли надоели,

Заботы все забвению предать?

И слушать птиц заливистые трели И с безнадежной грустью вспоминать?

И вспомню я...

Полярною зимою Как ночь была темна и холодна!

Казалось, в мире этом под луною

Она губить все чувства рождена!

Как за окном скулил, не умолкая, Бездомный ветер, шляясь над землей,

Ему щенки вторили, подвывая, —

И все в один сливалось жуткий вой!

Как, надрываясь, плакала гармошка,

И, сквозь кошмар в ночной врываясь час, Как где-то дико грохали сапожки —

Под вой гармошки — русский перепляс. ...Бродить и петь про тонкую рябину, Чтоб голос мой услышала она:

Ты не одна томишься на чужбине И одинокой быть обречена!..

<Январъ, 1955>

Первый снег

Ах, кто не любит первый снег В замерзших руслах тихих рек,

В полях, в селеньях и в бору, Слегка гудящем на ветру!

В деревне празднуют дожинки,

И на гармонь летят снежинки.

И весь в светящемся снегу Лось замирает на бегу На отдаленном берегу.

Зачем ты держишь кнут в ладони? Легко в упряжке скачут кони,

А по дорогам меж полей,

Как стаи белых голубей,

Взлетает снег из-под саней...

Ах, кто не любит первый снег В замерзших руслах тихих рек,

В полях, в селеньях и в бору, Слегка гудящем на ветру!

Весна на море

Вьюги в скалах отзвучали. Воздух светом затопив, Солнце брызнуло лучами На ликующий залив!

День пройдет — устанут руки. Но, усталость заслонив,

Из души живые звуки В стройный просятся мотив.

Свет луны ночами тонок, Берег светел по ночам,

Море тихо, как котенок,

Все скребется о причал...

Шторм

Нарастали волны громовые,

Сразу душно стало в рубке тесной:

В сильный шторм попал матрос впервые, Заболел матрос морской болезнью, Перенесть труднее, чем горячку,

Этот вид болезни. И встревоженно Старшина сказал ему: «На качку Обращать вниманья не положено!»

Про себя ругая шквальный ветер,

Скрыл матрос свое недомогание И, собравшись с силами, ответил:

«Есть не обращать вниманья!»

И, конечно, выполнил задачу,

Хоть болезнь совсем его измучила.

Верно говорят: «Моряк не плачет!»

Не было еще такого случая.

Летел приказ

(Воспоминание)

Однажды к пирсу Траулер причалил, Вечерний порт Приветствуя гудком!

У всех в карманах Деньги забренчали,

И всех на берег Выпустил старпом...

Иду и вижу —

Мать моя родная!

Для моряков, Вернувшихся с морей, Избушка

Под названием «пивная» Стоит без стекол в окнах, Без дверей.

Где трезвый тост За промысел успешный? Где трезвый дух Общественной пивной?

Я первый раз

Вошел сюда, безгрешный,

И покачал кудрявой Г оловой.

И вдруг матросы В сумраке кутежном,

Как тигры в клетке,

Чувствуя момент, Зашевелились Глухо и тревожно...

— Тебе чего не нравится? Студент!

Я сел за стол —

И грянули стаканы!

И в поздний час Над матушкой Двиной На четвереньках,

Словно тараканы,

Мы расползлись Тихонько из пивной...

Очнулся я,

Как после преступленья,

С такой тревогой,

Будто бы вчера Кидал в кого-то Кружки и поленья,

И мне в тюрьму Готовиться пора.

А день вставал!

И музыка зарядки Уже неслась из каждого окна! И, утверждая Трезвые порядки,

Упрямо волны Двигала Двина.

Родная рында Звала на работу!

И, освежая Головы опять,

Летел приказ По траловому флоту: — Необходимо Пьянство пресекать!

В КОЧЕГАРКЕ

Вьется в топке пламень белый, Белый-белый, будто снег,

И стоит тяжелотелый Возле топки человек.

Вместо «Здравствуйте»:

— В сторонку! —

Крикнул: — Новенький, кажись? —

И добавил, как ребенку:

— Тут огонь, не обожгись! —

В топке шлак ломал с размаху Ломом, красным от жары.

Проступали сквозь рубаху Потных мускулов бугры.

Бросил лом, платком утерся.

На меня глаза скосил:

— А тельняшка, что, для форсу? — Иронически спросил.

Я смеюсь: — По мне, для носки Лучше вещи нету, факт!

— Флотский, значит? — Значит, флотский.

— Что ж, неплохо, коли так!

Кочегаром, думать надо,

Ладным будешь, — произнес

И лопату, как награду,

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубцов, Николай. Сборники

Последняя осень
Последняя осень

За свою недолгую жизнь Николай Рубцов успел издать только четыре книги, но сегодня уже нельзя представить отечественную поэзию без его стихотворений «Россия, Русь, храни себя, храни» и «Старая дорога», без песен «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «Плыть, плыть…».Лирика Рубцова проникнута неистребимой и мучительной нежностью к родной земле, состраданием и участием ко всему живому на ней. Время открывает нам истинную цену того, что создано Рубцовым. В его поэзии мы находим все большие глубины и прозрения, испытывая на себе ее неотразимое очарование…

Алексей Пехов , Василий Егорович Афонин , Иван Алексеевич Бунин , Ксения Яшнева , Николай Михайлович Рубцов

Биографии и Мемуары / Поэзия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Классическая литература / Стихи и поэзия / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное