Сквозь метель маячит... Нет, не елки!
Ноги будто к месту приросли!
В голове мелькнуло: «Волки, волки!..»
Волки мне мерещились не раз В обгоревших пнях. Один, без друга,
Я дрожал от страха, но тотчас Шел вперед, опомнясь от испуга.
Шел я, спотыкаясь, а метель,
Мне сугроб под ноги наметая,
То вдруг: «У-у-у!» — кричала в темноте, То вдруг: «А-а-а!» — кричала, как живая!
...После все утихло. Рассвело.
Свет зари скользил по белым склонам. Я пришел, измученный, в село.
И друзья спросили удивленно:
— Что случилось? Ты не заболел?
— Ничего, — ответил я устало. —
Просто лес качался и шумел,
И дорогу снегом заметало...
Где веселые девушки наши?
Как играли они у берез На лужке, зеленеющем нежно!
И, поплакав о чем-то всерьез,
Как смеялись они безмятежно!
И цветы мне бросали: «Лови!»
И брожу я, забыт и обижен:
Игры юности, игры любви — Почему я их больше не вижу?
Чей-то смех у заросших плетней, Чей-то говор все тише и тише, Спор гармошек и крики парней — Почему я их больше не слышу?
— Васильки, — говорю, — васильки! Может быть, вы не те, а другие, Безразлично вам, годы какие Провели мы у этой реки?
Ничего не сказали в ответ.
Но как будто чего выражали — Долго, долго смотрели вослед, Провожали меня, провожали...
Пародия
Куда меня, беднягу, завезло!
Таких местов вы сроду не видали!
Я нажимаю тяжко на педали, Въезжая в это дикое село!
А водки нет
в его ларьке убогом,
В его ларьке единственном, косом... О чем скрипишь
передним колесом, Мой ржавый друг?
О, ты скрипишь о многом!..
<1962>
* * *
Мы сваливать
не вправе Вину свою на жизнь. Кто едет,
тот и правит, Поехал, так держись!
Я повода оставил. Смотрю другим вослед. Сам ехал бы
и правил, Да мне дороги нет...
На гуляние
На меду, на браге да на финках Расходились молнии и гром!
И уже красавицы в косынках Неподвижно, словно на картинках, Усидеть не в силах за столом.
Взяли ковш, большой и примитивный: — Выпей с нами, смелая душа! — Атаман, сердитый и активный, Полетит под стол, как реактивный, Сразу после этого ковша.
Будет он в постельной упаковке,
Как младенец, жалобно зевать,
От подушки, судя по сноровке,
Кулаки свои, как двухпудовки,
До утра не сможет оторвать...
И тогда в притихшем сельсовете,
Где баян бахвалится и врет,
Первый раз за множество столетий Все пойдут старательно, как дети, Танцевать невиданный фокстрот. Что-то девки стали заноситься!
Что-то кудри стали завивать!
Но когда погода прояснится, Все увидят: поле колосится!
И начнут частушки запевать...
Осенняя песня
Потонула во тьме отдаленная пристань.
По канаве помчался, эх, осенний поток!
По дороге неслись сумасшедшие листья,
И всю ночь раздавался милицейский свисток.
Я в ту ночь позабыл все хорошие вести,
Все призывы и звоны из Кремлевских ворот. Я в ту ночь полюбил все тюремные песни, Все запретные мысли, весь гонимый народ.
Ну так что же? Пускай рассыпаются листья! Пусть на город нагрянет затаившийся снег! На тревожной земле, в этом городе мглистом Я по-прежнему добрый, неплохой человек.
А последние листья вдоль по улице гулкой Все неслись и неслись, выбиваясь из сил.
На меня надвигалась темнота закоулков,
И архангельский дождик на меня моросил...
1962
* * *
Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны, Неведомый сын удивительных вольных племен! Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времен...
Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность,
И сам председатель плясал, выбиваясь из сил,
И требовал выпить за доблесть в труде и за честность, И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил!
И быстро, как ласточки, мчался я в майском костюме На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке,
А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме Весенние воды, и бревна неслись по реке...
Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно Во мгле над обрывом безвестные ивы мои! Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели.
И храм старины, удивительный, белоколонный, Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, — Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской
короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых
церквей!..
О сельские виды! О дивное счастье родиться В лугах, словно ангел, под куполом синих небес! Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица, Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!
Боюсь, что над нами не будет таинственной силы, Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом, Что, все понимая, без грусти пойду до могилы... Отчизна и воля — останься, мое божество!
Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды! Останься, как сказка, веселье воскресных ночей! Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы Старинной короной своих восходящих лучей!..
Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье И тайные сны неподвижных больших деревень. Никто меж полей не услышит глухое скаканье, Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень.
И только, страдая, израненный бывший десантник Расскажет в бреду удивленной старухе своей,
Что ночью промчался какой-то таинственный
всадник,
Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей...
* * *
Сапоги мои — скрип да скрип Под березою,
Сапоги мои — скрип да скрип Под осиною,
И под каждой березой — гриб, Подберезовик,
Алексей Пехов , Василий Егорович Афонин , Иван Алексеевич Бунин , Ксения Яшнева , Николай Михайлович Рубцов
Биографии и Мемуары / Поэзия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Классическая литература / Стихи и поэзия / Документальное