Стихотворения

Апологию земной радости содержит также превосходное стихотворение «Одно скажи: „Благодарю!“»[374], перекликающееся с творениями провансальских трубадуров и вагантов. Создавая его, Вальтер, вероятно, соревновался с Рейнмаром, но только на свой лад, далеко отходя от привычных воззрении маститого придворного певца. Стихотворение посвящено восторженному описанию женской красоты. И Рейнмар высоко ценил красоту знатных дам. Только героини его песен, суровые и непреклонные, витали где-то в холодных заоблачных сферах или напоминали искусные каменные изваяния, под готическим убранством которых не ощущалось живое тепло человеческого тела.

От песни Вальтера веет земным теплом. Обнаженная женщина выходит из ручья. Ее зримая красота восхищает поэта. У неба и земли заимствует он краски, чтобы достойно описать ее чарующую прелесть. Как две звезды сияют ее глаза. Лучшие краски — «чистую алую» и «чистую белую» (so reine rot, so reine wir) — употребил создатель для украшения ее ланит. Сознавая греховность своих признаний, поэт заявляет, что эти розы и лилии, цветущие на ланитах красавицы, он охотнее созерцает, нежели солнце и небесный свод. Так влекут к себе ее совершенные шея, руки и ноги и то, о чем он должен умолчать. В мечтах он уже проникает в горницу молодой красавицы. Ему хочется завладеть ее ароматной алой подушкой. Прильнув к ней губами, поэт навсегда исцелился бы от всех мук. Следует заметить, что словам об «алой подушке» присущ здесь двойной смысл, поскольку слова «подушка» (Kussen) и «поцелуй» в средневерхненемецком языке однозвучны. Как видим, при желании Вальтер мог быть изысканно галантен.

В этом, относящемся к раннему периоду, стихотворении уже отчетливо проявляются черты, характерные для творческой индивидуальности Вальтера фон дер Фогельвейде. Ведь применительно к нему несомненно можно говорить о творческой индивидуальности. С уважением относясь к принципам миннезанга, он в то же время не утрачивает способности по-своему видеть и ощущать мир. Даже общепринятые шаблоны приобретают живость под его пером. Кто не сравнивал ланиты прекрасной дамы с розами и лилиями? Так поступает и Вальтер. Только у него создатель, творящий земную красоту, превращается во взыскательного мастера, который не удовлетворяется просто алой и просто белой краской, но находит краску самую «чистую», звонкую, ничем не замутненную. Это тяготение к поэтической конкретности помогает Вальтеру преодолевать бледный схематизм, присущий миннезангу. Его мир богат красками и живописными деталями. Ему тесно за каменными стенами феодального замка. Ведь не случайно изобразил он нагую красавицу не в укромном будуаре, а на зеленом лугу, выходящей из ручья. Подобно нарядному цветку, украшает она землю.

Цветущая природа то и дело возникала в песнях Вальтера. Особенно дорога ему весна, творящая чудеса, оживляющая клириков и мирян, звенящая смехом и песней, несущаяся в пляске, расстилающая наряды лесов и полей («В роще, в поле, на поляне...»). Весной поэту снятся самые заманчивые сны. То это сон о разделенной любви среди полевых цветов («Вам, госпожа, венок!»). То неожиданный сон под деревом возле говорливого ручья. Поэт становится королем, которому подвластны все радости жизни. Правда, сон этот длится недолго. Хриплое карканье ворона рассеивает сказочные грезы («В майский день, порой чудес...»).

Впрочем, весна была в почете и у других миннезингеров. «Весенний зачин» принадлежал к числу достаточно распространенных мотивов куртуазной лирики. Но Вальтер и в данном случае не останавливается на шаблоне. Он вводит в пейзаж жанровые элементы (клирики и миряне), шире развертывает картину ожившей природы. Это уже не привычная литературная схема, это сама жизнь, многообразная и яркая. При этом цветущая природа в песнях Вальтера не только зрелище, радующее глаз, но одновременно и душевное состояние поэта, олицетворение его сердечного порыва. Вальтер не был баловнем судьбы. Жизнь неоднократно вливала горечь в его кубок. Но поэзия его от этого не стала сумрачной и заунывной. И хотя жалобы и пени неоднократно звучали в ней, оставалась она в основе своей светлой и жизнелюбивой. Вслед за Рейнмаром Старым не мог Вальтер заявить, что ни красота цветов, ни пение птиц не способны уврачевать его сердца, скованного вечной зимой[375].