И еще в одном Вальтер нарушил привычный канон куртуазной лирики: он ввел в поэтический обиход миннезанга тему счастливой супружеской любви. В песне «Одна мечта во мне жила...» поэт не скрывает своей радости по поводу того, что встретил достойную спутницу жизни. Не следует думать, что многочисленные миннезингеры, воспевавшие красоту знатных дам, были обречены на унылое одинокое существование. Можно не сомневаться в том, что многие из них были женаты. Однако жене поэта не отводилось места на поэтической картине миннезанга. Нарушая этот негласный канон. Валыер не только прославляет счастливый брак, но и вкладывает в уста супруги тираду о верности и любви. От сновидения к радостной правде жизни движется эта песня.
Что же касается до вульгарности, нарушающей нравственную и эстетическую «меру», то Вальтер всегда ей был глубоко чужд. На этом основании он решительно отвергал гак называемый «деревенский миннезанг» (Hofische Dorfpoesi) Нейдхарта фон Рейенталя (ок. 1180—ок. 1250) и его последователей, имевший в начале XIII в. шумный успех в феодальных кругах. Поэты новой школы сознательно снижали высокий строй куртуазного миннезанга, вводя в любовную поэзию натуралистические сценки из деревенской жизни с перебранками, потасовками, залихватскими плясками. При этом на поселян они поглядывали свысока, осмеивая их обычаи и нравы, их деревенскую неотесанность.
Вальтера раздражала эта поэзия. Она представлялась ему пошлой, рассчитанной на вульгарный вкус. Правда, и он от любви «высокой» переходил к «низкой» любви, но не для того, чтобы позабавить высокородных слушателей, отвлечь их на время от монотонности придворного ритуала. Ему нужно было излить свою душу, погрузиться в мир естественных человеческих чувств. А этот мир всегда «высок» и поэтому неотделим от «высокой» поэзии.
В успехе «деревенского миннезанга» Вальтер видел опасный симптом. На смену красоте приходило уродство. Неуклюжие, грубые звуки (ungefuege doene) вытесняли благородные песни. Все меньше становилось людей, понимавших подлинное искусство. Словно лягушки в болоте, громко квакают модные поэты, заглушая пение соловья («Горе песням благород ным. ..»).
Выступая на защиту миннезанга, Вальтер прежде всего видит в нем выражение нравственного и эстетического совершенства. Поэт требователен к людям. Ему ненавистны пошлость, лицемерие, своекорыстие, непостоянство. Он хочет, чтобы не по внешности судили о человеке, а по ею душевным, нравственным свойствам («За красоту хвалите женщин, им по нутру такая дань...»). Тем острее воспринимал Вальтер начавшийся упадок куртуазной культуры, связанный с деградацией рыцарства, все более утрачивавшего свое историческое значение. С грустью видел он, как оскудевает придворное вежество, порождавшее «высокие» песни («Я в двух отношеньях отзывчив, хоть в общем не знаю пощады...»), как «нравы доброй старины» «кажутся и глупы и смешны» («День за днем страдать, друзья...»). И, конечно, дело не только в том, что тонкой артистической натуре Вальтера претила возраставшая грубость придворных нравов. Ведь его кругозор отнюдь не был ограничен массивными стенами феодального замка. С годами он становился все более и более широким. Умножался жизненный опыт поэта, содержавший немало горечи. Наряду с прекрасной дамой появился в творчестве Вальтера трагический образ отчизны, обреченной на тяжкие испытания. Все зорче всматривался Вальтер в просторы окружающего мира, и в поэзии его все чаще звучали скорбные ноты. В одном из своих шпрухов поэт даже бросает миру обвинение в том, что он потерял всякий стыд (gar ane scham), творя свои черные дела (wie ubel du stest). Никто не помышляет о чести и щедрости, исчезла радость, поруганы верность и правда («Плох ты, мир, ты совсем оголтел...»).
Поэзия Вальтера, привлекавшая своей тонкой «камерностью», становилась громогласной, энергично вторгавшейся в бурный поток событий. Для своих обличений, сетований и наставлений, посланий, просьб и размышлений Вальтер широко использует жанр дидактического шпруха, с давних пор привлекавшего к себе внимание немецких поэтов демократического склада. Еще в 60—70-х годах XII в. под именем поэта Сперфогеля увидело свет собрание однострофных шпрухов, связанных парными рифмами и содержавших моральные поучения и назидательные басни[378].
Гибкая динамичная форма шпруха приобрела под пером Вальтера новую силу. Вальтер живо откликался на злобу дня. В его поэзии тогдашняя действительность выразительно представала как в малом, гак и в большом. То это анекдотический случай из жизни самого автора, то события, имевшие историческое значение.