Стихотворения

Мирское неустройство так удручало поэта, что ему начинало казаться, что близок Страшный суд, предсказанный в Священном писании. Повсюду торжествует насилие, гибнет право[381] и духовенство, которое должно указывать путь к небу, погрязло во лжи («Проснитесь, близок день Суда!..»). Вальтер обращается к духовным песням, среди которых выделяется пространный лейх «Всевышний, осиянный...», написанный с замечательным мастерством. Впрочем, и в этом благочестивом стихотворении Вальтер наносит удары симонии.

Но, разумеется, не только в этом произведении, стоящем особняком в творчестве Вальтера, проявляет он себя взыскательным мастером поэзии.

По словам немецкого литературоведа И. Виганда, отличительными признаками поэтического искусства Вальтера являются «разнообразие, живость, стремление к сильному воздействию, наглядность или предметность, ясность и мера»[382]. Это действительно так. Поэтический мир Вальтера отличается большим разнообразием. «Высокая» любовь существует в нем наряду с любовью «низкой», проникновенная лирика перемежается резкой сатирой и публицистикой. Разнообразны поэтические формы, создаваемые Вальтером, — это и монолог, и диалог, и прямое обращение к кому-либо, и лирическое излияние, и черты эпические и драматические. Эффект большой живости усиливается введением в песню или шпрух прямой речи. Из сплошного непринужденного разговора состоит, например, песня о сударыне Земле («Земля, хозяину скажи ты...»). Нередко поэт как бы вовлекает своих слушателей в поэтический круг, непосредственно обращаясь к ним. Так, песню, прославляющую радости мая («В роще, в поле, на поляне...»), он начинает словами: «Muget ir schouwen waz dem meigen» («Посмотрите, как Май...»), тем самым слушатели становятся соучастниками поэтических восторгов, и падает стена, отделяющая их от певца.

Различны средства усиления поэтической экспрессии, к которым прибегает Вальтер. С восклицания «Увы!» (Owe) начиная свою взволнованную «элегию», Вальтер влечет за собой слушателя по ступеням горестных медитаций. Если первая строфа почти не выходит за пределы личной судьбы поэта, то в последующих строках все шире развертывается трагическая картина мира. Уже не об одном человеке идет здесь речь, но о множестве людей, точнее, и судьбах всего рыцарского сословия. И каждая строфа завершается восклицанием «увы!», которое звучит, как удар погребального колокола. Есть у Вальтера склонность к неожиданному повороту темы, как бы застающему слушателя врасплох и таким образом усиливающему его внимание. Например, в песне «Вам, госпожа, венок!...» счастье поэта неожиданно для слушателей оказывается сном, а в песне «В майский день, порой чудес...» блаженное состояние поэта внезапно разрушает мерзкий крик ворона. Неожиданным является также финал этой песни, содержащий шутливую разгадку высокопарного сна поэта. Для Вальтера вообще характерны «крепкие» окончания, как бы подводящие отчетливую черту: с таким окончанием мы встречаемся в песнях «О, госпожа, сердиться не надо», «Как набожно папа смеется, как свято каждое слово...» и многих других.

«Крепкому» таланту Вальтера соответствует также его склонность к предметности, к поэтической конкретности, помогавшая ему преодолевать зыбкую куртуазную схему. Все необычайно зримо и конкретно в песенке «Под липой свежей...» — и помятая трава, и ложе из цветов, и губы девушки, покрасневшие от поцелуев. Порой в центре песни оказывается обыденный предмет, не имеющий никакого отношения к придворному этикету. Такова песня, в которой поэт гадает о своем счастье по соломинке, как это было принято в то время среди детей («Не в силах долее тужить...»). А в другой песне приметой весны для поэта становится появление на дороге девочек, играющих в мяч («Зиме суровой мой горестный упрек...»). С шумом мельничного жернова, со скрипом мельничного колеса сравнивает Вальтер новую вульгарную поэзию, обосновавшуюся при феодальных дворах. Королевскую власть уподобляет он жаркому, которое повара (советники) кромсают по своему усмотрению («Мне, повара, внемлите...»). Сравнение и метафоры Вальтера выразительны в своей зримой конкретности. Папскую алчность олицетворяет у него кружка для сбора пожертвований. Поэт разговаривает с ней, как с живым существом («Скажите, кружка, мне вас папа посылает...»). Персонификации, к которым охотно прибегает Вальтер, отнюдь не уводят . слушателя в мир абстракций. Папская кружка, с которой непосредственно соприкасалось население Германии, давала о папских вымогательствах гораздо более ясное представление, чем красноречивые рассуждения о них. В произведениях Вальтера появляются госпожа Любовь, господин Май, сударыня Земля, господин Венский двор и др. Вступая в беседу с поэтом, Венский двор с похвальной откровенностью сообщает об упадке рыцарской культуры при Леопольде VI («Сказал мне славный Венский двор...»). Все очень четко и ясно, с убедительными примерами. Весьма наглядно и ясно охарактеризована сударыня Земля, одновременно и чарующая и отвратительная.