Не ангел ли с небес спустился и исчез,проплыв неслышно мимо?А, может, лик земной возник передо мнойс чертами серафима?«Узнаю!» — я решил и следом поспешил,больной неизлечимо.В ответ на мой порыв, лицо полузакрыв,она взглянула хмуро.Темнее, чем гроза, становятся глазапо прихоти Амура.И робко, как чужой, пред грозной госпожойя отступил понуро.Но разве не о ней я слышал столько днейот ласковой Венеры?О ней у милых ног хитрец, ее сынок,болтал, не зная меры.«Служанку прогони, и радости одниТвой день заполнят серый!»Послушай, Гименей, я жалок рядом с ней,богиней безымянной!Я только человек и не прельщусь вовекохотницей Дианой.Да, я ее люблю, но об одном молю:избавь от страсти странной.Ах, как она мила, умна и весела, —в ней чувство верховодит!С достоинством каким она к делам мирскимбожественно нисходит.Ваятеля резец в ней должный образецдля мрамора находит.Бродяжью жизнь в тоске, от милой вдалеке,я не считал бы трудной,Когда бы в скорбный час, не видя дивных глаз,мог слышать голос чудный.Что плоть? — ничтожный прах! Из сердца изгнан страхлюбовью безрассудной.Я с недругами бьюсь, я смерти не боюсь,а сердце все трепещет:Трепещет перед той, что чудной красотой,не утешая, блещет.Молю, не уходи! В безрадостной грудипечаль, как море, плещет.Из дома вышел я, и Юлия мояпопалась мне навстречу.На миг сдержал я шаг, не понимая, какя ангела привечу:Доверья нет словам, небесным существамя не противоречу.(Р. Дубровкин)ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ,
встретив Юлию, поэт приветствовал ее следующими словами:
На турецкую мелодию «Gerekmez bu dùnya sensiz»
[67]«Без тебя мне жизнь постыла,Без тебя брожу уныло,Все, что было сердцу мило,Стало тусклым, как могила.Сердце бьется робкой ланью,Обреченное закланью,Ты вольна державной дланьюПоложить конец пыланью.Ты — дворцовый сад султана,Возносимый неустанно,В мире нет стройнее стана,Роза в шелесте фонтана!Юлия — царица ночи,Ослепительные очи,Очи гневные жесточеСамых черных средоточий.Я твой подданный навеки,Пред тобой смежаю веки,Все святое в человекеПредаю твоей опеке! —Так твердил я одичалоБез конца и без начала,А она не отвечала —Улыбалась и молчала.(Р. Дубровкин)СОРОКОВОЕ
Мольба к Купидону, в которой поэт сравнивает себя с саламандрой, утверждая, что, будь Юлия добра к нему или немилосердна, он не сможет жить без ее любви, подобно тому, как саламандра не может жить без огня.
На мотив «Лишь тоска и горе»