Люблю ночные промедленьяза озорство и благодать:совсем не знать стихотворенья,какое утром буду знать.Где сиро обитают строки,которым завтра улыбнусь,когда на паршинской дорогесебе прочту их наизусть?Лишь рассветёт — опять забрезжув пустых полях зимы-весны.К тому, как я бубню и брежу,привыкли дважды три версты.Внутри, на полпути мотива,я встречу, как заведено,мой столб, воспетый столь ретиво,что и ему, и мне смешно.В Пачёво ль милое задвинусьиль столб миную напрямик,мне сладостно ловить взаимностьвсего, что вижу в этот миг.Коль похвалю себя — дорогадовольна тоже, ей видней,в чём смысл, ещё до слов, до срока:ведь всё это на ней, о ней.Коль вдруг запинкою терзаюсь,её подарок мне готов:всё сбудется! Незримый заяцвсё ж есть в конце своих следов.Дорога пролегла в природемудрей, чем проложили вы:всё то, при чьём была восходе,заходит вдоль её канвы.Небес запретною загадкойсопровождаем этот путь.И Сириус быстрозакатныйне может никуда свернуть.Я в ней — строка, она — страница.И мой, и надо мною ход —всё это к Паршину стремится,потом за Паршино зайдёт.И даже если оплошаю,она простит, в ней гнева нет.В ночи хожу и вопрошаю,а утром приношу ответ.Рассудит алое-иссиня,зачем я озирала тьму:то ль плохо небо я спросила,то ль мне ответ не по уму.Быть может, выпадет мне милость:равнины прояснится види всё, чему в ночи молилась,усталый лоб благословит.