Был вход возбранён. Я не знала о том и вошла.Я дверью ошиблась. Я шла не сюда, не за этим.Хоть эта ошибка была велика и важна,никчемности лишней за дверью никто не заметил.Для бездны не внове, что вхожи в неё пустяки:без них был бы ме́лок её умозрительный омут.Но бездн охранитель мне вход возбраняет в стихи:снедают меня и никак написаться не могут.Но смилуйся! Знаю: там воля свершалась Твоя.А я заблудилась в сплошной белизне коридора.Тому человеку послала я пульс бытия,отвергнутый им как помеха докучного вздора.Он словно очнулся от жизни, случившейся с ним.для скромных невзгод, для страданий привычно-родимых.Ему в этот миг был объявлен пронзительный смыслнедавних бессмыслиц — о, сколь драгоценных, сколь дивных!Зеницу предсмертья спасали и длили врачи,насильную жизнь в безучастное тело вонзая.В обмен на сознание — знанье вступало в зрачки.Я видела знанье, его содержанья не зная.Какая-то дача, дремотный гамак и трава,и голос влюбленный: «Сыночек, вот это — ромашка»,и далее — свет. Но мутилась моя головаот вида цветка и от мощи его аромата.Чужое мгновенье себе я взяла и снесла.Кто жив — тот неопытен. Тёмен мой взор виноватый.Увидевший то, что до времени видеть нельзя,страшись и молчи, о, хотя бы молчи, соглядатай.
«Воскресенье настало. Мне не было грустно ничуть…»