Стихотворения (1927)

У Петровой
                   у Надежды
не имеется одежды.
Чтоб купить
                   (пришли деньки!),
не имеется деньги́.
Ей
     в расцвете юных лет
растекаться в слезной слизи ли?
Не упадочница,
                         нет!
Ждет,
          чтоб цены снизили.

Стонет
            улица
                      от рева.
В восхищеньи хижины.
— Выходи скорей, Петрова, —
в лавке
            цены снижены.
Можешь
             в платьицах носиться
хошь с цветком,
                          хошь с мушкою.
Снизили
              с аршина ситца
ровно
         грош с осьмушкою.
Радуйтесь!
                  Не жизнь —
                                      малина.
Можете
            блестеть, как лак.
На коробке
                 гуталина
цены
        ниже на пятак.
Наконец!
              Греми, рулада!
На тоску,
               на горечь плюньте! —
В лавке
            цены мармелада
вдвое снижены на фунте.
Словно ведьма
                        в лампах сцены,
веником
             укрывши тело,
баба
        грустно
                    смотрит в цены.
Как ей быть?
                     И что ей делать?
И взяла,
             обдумав длинно,
тряпку ситца
                     (на образчик),
две коробки гуталина,
мармелада —
                       ящик.
Баба села —
                     масса дела.
Баба мыслит,
                      травки тише,
как ей
         скрыть от срама
                                   тело…
Наконец
             у бабы вышел
из клочка
               с полсотней точек
на одну ноздрю платочек.
Работает,
                не ленится,
сияет именинницей,—
до самого коленца
сидит
          и гуталинится.
Гуталин не погиб.
Ярким светом о́жил.
На ногах
              сапоги
собственной кожи.
Час за часом катится
баба
        красит платьице
в розаны
              в разные,
гуталином вмазанные.
Ходит баба
                  в дождь
                               и в зной,
искрясь
             горной голизной.
Но зато
            у этой Нади
нос
      и губы
                 в мармеладе.
Ходит гуталинный чад
улицей
            и пахотцей.
Все коровы
                  мычат,
и быки
           шарахаются.
И орет
           детишек банда:
— Негритянка
                      из джаз-банда! —
И даже
           ноту
                  Чемберлен
прислал
             колючую от терний:
что мы-де
                негров
                          взяли в плен
и
  возбуждаем в Коминтерне.

В стихах
              читатель
                            ждет морали.
Изволь:
            чтоб бабы не марались,
таких купцов,
                     как в строчке этой,
из-за прилавка
                        надо вымести,
и снизить
                цены
                        на предметы
огромнейшей необходимости.

ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ И ВЯЧЕСЛАВ ПОЛОНСКИЙ