С хозяйкой под руку, спокойно, величаво Она идет к роялю. Все молчит,И смотрит на нее с улыбкою лукавой Девиц и дам завистливый синклит.Она красавица, по приговору света Давно ей этот титул дан;Глубокие глаза ее полны привета,И строен, и высок ее цветущий стан. Она запела… как-то тихо, вяло, И к музыканту обращенный взор Изобразил немой укор, —Она не в голосе, всем это ясно стало… Но вот минута слабости прошла, Вот голос дрогнул от волненья, И словно буря вдохновенья Ее на крыльях унесла.И песня полилась, широкая, как море:То страсть нам слышалась, кипящая в кровиТо робкие мольбы, разбитой жизни горе,То жгучая тоска отринутой любви…О, как могла понять так верно сердца мукиОна, красавица, беспечная на взгляд? Откуда эти тающие звуки, Что за душу хватают и щемят? И вспомнилася мне другая зала,Большая, темная… Дрожащим огонькомВ углу горел камин, одна свеча мерцала, И у рояля были мы вдвоем. Она сидела бледная, больная, Рассеянно вперя куда-то взор, По клавишам рукой перебирая… Невесел был наш разговор:"Меня не удивят ни злоба, ни измена, — Она сказала голосом глухим, — Увы, я так привыкла к ним!" И, словно вырвавшись из плена,Две крупные слезы скатились по щекам. —А мне хотелося упасть к ее ногам, И думал я в тоске глубокой:Зачем так создан свет, что зло царит одно, Зачем, зачем страдать осуждено Все то, что так прекрасно и высоко?Мечты мои прервал рукоплесканий гром. Вскочило все, заволновалось,И впечатление глубоким мне казалось!Мгновение прошло — и вновь звучит кругом,С обычной пустотой и пошлостью своею,Речей салонных гул; спокойна и светла Она сидит у чайного стола;Банальный фимиам мужчины жгут пред нею, И сладкие ей речи говорит Девиц и дам сияющий синклит.