Стихотворения

В этот период он писал очень много, не рассчитывая на публикацию, но читатели ему были нужны. Их заменили ему слушатели. Он читал свои стихи на разных вечерах, встречах, собраниях, а на пороге уже были те самые, знаменитые 60-е годы, когда ненадолго наступила "хрущевская оттепель", многие поэты вышли на трибуны, а вечера поэзии в Лужниках проходили с конной милицией. Через 30 лет одну из своих книг Чичибабин так и назовет: "Мои шестидесятые", а в предисловии к ней напишет: "Дело в том, что поэзию никогда не будет любить такое большое количество народа — это все временное явление. Поэтому для меня не страшно, что кого-то знают мало. Знают те, для кого он писал. Я не думаю, что всем тем, кто аплодирует мне на моих выступлениях, нужна поэзия. Поэзия нужна тем, кто без нее не может жить". Может быть, поэтому в эти годы он любил приходить в маленький зал только что открывшегося магазина "Поэзия" и просто почитать свои стихи тем, кто зашел сюда купить новинки. Обычно это была студенческая молодежь, актеры театров, поэты. Нередко приходила обожаемая публикой актриса Александра Лесникова, знаменитая на всю страну, мастер художественного слова. Она присоединялась к Чичибабину, продолжала читать и его стихи, и стихи других поэтов — по просьбе присутствующих. В 1963 году друзья передали в Москву его стихи. Вышел сборник "Молодость". Но в это время оттепель уже шла на спад. Вышедшие книги дали возможность Чичибабину в 1966 году стать членом Союза писателей СССР. Одну из рекомендаций дал С.Я.Маршак. Последняя книга вышла в 1968 году, и с тех пор, в течение почти 20 лет, — полное молчание.

Но читатели и друзья всегда у него были. Среди самых дорогих и близких — Александр Галич, которому посвящено стихотворение, тоже приводимое здесь не полностью:

И замирает близь и далечь
в тоске несбывшихся времен,
и что для жизни значит Галич,
мы лишь предчувствуем при нем.

Он в нас возвысил и восполнил,
что было низко и мертво.
На грозный спрос в суде Господнем
ответим именем его.

И нет ни страха, ни позерства
под вольной пушкинской листвой,
им наше время не спасется,
но оправдается с лихвой.

Галич тоже посвятил Чичибабину стихотворение — "Псалом" (1971), из которого нельзя не привести хотя бы часть.

Когда ж он померк, этот длинный
День страхов, надежд и скорбей, —
Мой бог, сотворенный из глины,
Сказал мне:
— Иди и убей!

И канули годы. И снова —
Все так же, но только грубей,
Мой бог, сотворенный из слова,
Твердил мне:
— Иди и убей!

И шел я дорогою праха,
Мне в платье впивался репей,
И бог, сотворенный из страха,
Шептал мне:
— Иди и убей!

Но вновь я печально и строго
С утра выхожу за порог —
На поиски доброго Бога,
И — ах, да поможет мне бог.

В этот период Чичибабин написал, быть может, лучшие свои стихи. Он перестал думать о печатании, стал писать совершенно свободно, заранее зная, что его стихи никогда не будут опубликованы, перестал ходить в Союз писателей, так что исключение из него в 1973 году считал даже справедливым, так как потерял с ним всякую связь.

А конкретным поводом для исключения были стихи о Твардовском:

Иной венец, иную честь,
Твардовский, сам себе избрал ты
затем, чтоб нам хоть слово правды
по-русски выпало прочесть.

Узнал, сердечный, каковы
плоды, что муза пожинала.
Еще лады, что без журнала,
другой уйдет без головы.

Кончилась, казалось, литературная жизнь, и Чичибабин, лишившийся всяких источников существования, пошел в трамвайно-троллейбусное управление рабочим, мастером, кладовщиком, бухгалтером…

Жил, спорил, радовался людям и думал, что жизнь так и пройдет, и кончится. Человек независимый, он выбрал свою судьбу сам, свыкся с ней. Свое дело сделал — написал стихи, а дальше…