Без них и белый свет постыл,
И в наших чашках чай остыл,
И только боль в виске стучит.
И мы молчим. А к нам в окно
Глядит жестокая луна.
Мы с нею сладили давно.
Но отчего же так темно?
Что нам осталось? Имена.
1992, май
Х Х Х
Горячие губы июньских ночей
Шептали тебе: "Ты ничей!"
И словно ответ на невольный вопрос -
Лиловые всполохи гроз.
И ты просыпался в предутренней мгле,
Где капли воды на стекле
Сливались в слова: "Ты нигде и ни в чём!
Ты разве не понял ещё?"
…И, вестники утренней жёлтой жары,
Звенели ещё комары,
А в небе уже полыхала заря -
Без толку, без цели, зазря.
И таяли дни в суете, в духоте,
Звучали слова, да не те,
Которых ты ждал, а другие слова.
Болела от них голова.
Ты помнишь то время? Не помнишь? Ну что ж,
Должно быть, расплавилась ложь.
…А губы июньских безумных ночей?
Всё это по части врачей.
1992, июнь
Х Х Х
Что написал бы на воротах я,
Когда б в моей душе ворота были?
(Я душу иногда изображаю
Старинным замком с башнями и рвом).
Не собираясь быть оригинальным,
Я написал бы очень древний лозунг:
"Оставь надежду, всяк сюда входящий,
Отсюда нет уже пути назад…"
Из этих узких пыльных коридоров,
Где со стены глядят портреты предков,
Из танцевальных залов и покоев,
Из подземелий, складов и дворов
Тебе не выйти – это невозможно,
Поскольку таково устройство замка.
…Хотя, конечно, этого не зная,
Ты можешь пробовать хоть сотню раз.
Но сколько бы ни делал ты усилий,
В какие бы пещеры ни спускался,
В какие бы ни бегал измеренья,
К каким бы дальним звездам ни летал -
Всё тщетно! Впрочем, ты не замечаешь,
Что у тебя есть старый этот замок.
Но хочешь ли того или не хочешь,
Но ты живёшь в стенах моей души.
А если эти странные модели
Тебя расстроили – не огорчайся.
Мой замок – это бред, мечта, причуда.
Для глаз твоих он только зыбкий дым.
…Но знаешь, если у тебя найдётся
Подобная воздушная игрушка,
Ты мне оставь там комнату иль угол.
О большем я уже и не прошу.
1992, сентябрь
Х Х Х
Нет, я не выйду всё равно
Из этой роли:
Я только чёрное пятно
На белом поле.
Я лишь огрызок, я зола,
Я корка хлеба,
Я только дым – но тяжела
Душа для неба.
Несёт по воздуху давно
Мой сгусток боли.
Я только чёрное пятно
На белом поле.
Я обгоревшая трава,
Я мокрый ветер,
Мне утренняя синева
Уже не светит.
В тот час, когда ещё темно,
Я выбрал долю:
Я только чёрное пятно
На белом поле.
А что за гранью ждёт меня?
Чего я стою?
Я – отблеск синего огня
Над пустотою.
Вам это старое кино
Крутили в школе,
В той самой, где всегда темно,
На белом поле.
1992, ноябрь
И Г Р А
Хитра как сатана, как смерть стара,
На чёрно-белой плоскости игра.
Сочится свет из ржавых облаков,
Да только вот не видно игроков.
Едва заметны в сумрачной дали,
Таятся в страшных замках короли,
А вот, друг другу пытками грозя,
Неискренно смеются два ферзя.
Глупы, победоносны и сильны,
Всех топчут разноцветные слоны,
А злые старцы в образе коней
Колдуют, хрипло кашляя во сне.
И снова в тот же бой, за рядом ряд,
Идут шеренги пьяные солдат,
Забывших всё, готовых умереть,
Но получить обещанную треть.
Масштабы-то какие! Цифры лет
Наращивают времени скелет,
А мили протянулись между звёзд,
Как чей-то цепкий исполинский хвост.
И кстати, чей-то выслушав совет,
Фигуры невзначай меняют цвет,
И кто был кем – уже не разобрать
(Что даже помогает им играть).
Идёт игра, взрываются миры,
Кричат от боли города-костры,
Но сквозь дымы доносится: "Ура!" -
И тянется весёлая игра.
…А как же мы? А мы глядим в окно.
Там, за окном, и глухо, и темно.
Но там есть небо, там есть высота
Для всех, кто жить на плоскости устал.
Там ни игры, ни рваных облаков.
И нас там нет, усталых дураков.
Да только очень хочется туда.
Хотя б во сне. Такая вот беда.
1993, февраль
Х Х Х
Когда февральские дожди
Плюются свысока,
Ты меж озябших душ иди,
Улыбчива, легка,
Автобусов не слыша вой,
Не глядя на лотки.
И даром что над головой
Нависли молотки
Бутылок, страхов, сплетен, цен,
Пустых и мёртвых глаз.
Улыбка на твоем лице -
Как некий тайный лаз,
Как спрятанный подземный ход
В зелёные миры,
Где вот уже который год
Лежат для нас дары,
Которых нам не получить,
Не глядя сквозь дожди.
…Не надо лишних слов, молчи.
У нас всё впереди.
1993, февраль
О К Н О
посв. Рею Брэдбери
Здесь радости уже никто не хочет
(Да мы и сами не напрасно ль ждём?)
И хищная слюна последней ночи
На мостовые падает дождём,
Но мы пойдём сквозь грозовую темень
На чёрный луг, пускай никто не звал,
Где буйствует жестокий карнавал…
Да хватит ли нам сил сразиться с теми?
Есть в этой теме тонкая деталь:
В бою с тенями бесполезна сталь,
И даль нам недоступна в этом веке.
Но мы пойдём. Пускай кругом темно,
Мы всё же верим: светится окно.
То самое окно в библиотеке.
1993, апрель
Х Х Х
О, это время ясности кристальной!
За трёшку – водка. Непрерывен – стаж.
В шеренге пугал – Гитлер, Мао, Сталин
И "лично дорогой товарищ наш",
И Комитет Бесшумных Операций,
Сосредоточье мирового зла,
Подобие бесовского козла.
И мы с ним даже собирались драться.
Что ж, в нашем арсенале – ого-го!
Мы может правой в челюсть, в зуб ногой,
А можем и цитатой из "Гулага".
…Но утекло сквозь пальцы время то,
И мечется меж тьмой и пустотой
Мой сверстник, вечный школьник и салага.
1993, апрель
Х Х Х