Корней Гордеич… Боже мой! Давно забыл дорогу к банку. Напялив пальтецо дырявое, зимой На рынок саночки тащил он спозаранку. За грошевой барыш судьбу благодаря, До часу позднего топтался у ларя, Но, потеряв давно купецкую осанку, В душе, однакоже, надежды не терял, Что беды все пройдут, как наважденье злое: "Вернется времечко былое!" Свои надежды он супруге поверял. В квартире, новыми жильцами уплотненной, Имея комнату одну, По вечерам купец мечтою затаенной Подбадривал себя и утешал жену: "Слышь, не серди меня, старуха. Пустыми вздохами наводишь только жуть. Все знаю, вижу сам. Ну, голод, ну, разруха. По-твоему, беда. По-моему, ничуть. Поди, не мы одни с тобой спадаем с тела. А ты б чего хотела? Обилья общего? Что хошь, то выбирай? Хоть обожрися всякой сластью? Чтоб говорили все, что вот не жизнь, а рай Под этой самою… антихристовой властью? Умом ты, мать моя, всегда была слаба. Да в этой нищете и есть вся заковычка. Вот как натерпится вся эта голытьба Да вспомнит наши-то, хозяйские, хлеба, Тут и проснется в ней холуйская привычка; Сумей кормежки ей не дать, а посулить, — К хозяевам она начнет валом валить. Польстясь на сытый корм и на хмельное пойло. Все клячи тощие придут в былое стойло И, увидав хозяйский кнут, Уже брыкаться не начнут, А, ублажая нас усердным прилежаньем, -ѓ Хоть до смерти их всех в упряжке загони! — На брань и окрики хозяйские они Ответят ласковым, любовным, робким ржаньем. У, псы! Дождаться б лишь до этакого дня, Так вы поржете у меня! По рылу каждого, ха-ха, собственноручно! Посмей лишь кто дерзнуть. Как муху… в кипяток!.. М-да… Размоталась жизнь, как шерстяной моток!.. Дел никаких… Без дела ж, ой, как скучно… Винца не сыщешь, мать?.. Хотя б один глоток…" Купчиха слушала, закутавшись в платок, И что-то шамкала беззвучно.