Думал, думал, снова думал…Лурджу в луг пустив зеленый,Сел в густой тени под дубом,Как Спаситель утомленный.Оросил совсем недавноТеплый дождик травы в поле.Он вздремнул легко и славно,Незаметно, поневоле.А когда проснулся — далиВ тень ушли. Угрюм и черен,Дуб над ним поник в печали,Меж ветвей виднелся ворон…Захотелось ежевики;Поискал вокруг на ощупь —Пусто. Глухо. Дали дики.Рядом — призрак синей рощи.Снова мысли — в темя, в темя:Встать, вернуться в дом убогий!Свистнул Лурджу — ногу в стремяИ помчался по дороге.Вот и липа, а за неюКрай селенья — всё в порядке!К людям? Поздно, не успею…И — свалился в лихорадке.
Лихорадка
Жар больного застал нераздетым…Сплел бесенок из пряди волосУзкий мост между тьмою и светомИ в сознанье сумятицу внес.Мир оделся в цветастые ткани…Он подумал сквозь жар и озноб:«Мне б воды в запотевшем стаканеИ возлюбленной пальцы на лоб…Значит, жизнь сиротливо дотлеет?Кто прогонит несносный кошмар?Гонча-бегум войдет, пожалеет,Капель даст — и понизится жар.Стала комната душной парильней…Как же имя ее? Маико…Как велик этот камень могильный —Сдвинуть с места его нелегко!Хоть бы каплей воды причаститься…»И вошел, как священник, рассвет,—Может быть, наконец прекратитсяНевозможный горячечный бред,Он оближет иссохшие губы,Лбом почувствует ласку росы…Каркнул ворон с далекого дуба,Возвещая забвенья часы.
Плач в Гандже
Опять лихорадит. Тетрадка упала,Тоску навевает убожество стен,Еще и не осень, а роза увяла,До времени жизнь превращается в тлен.Душа — словно сад после адского града…Как жарко… Но утро белеет в окне —Евфимия, мать! Исцеленье, прохлада,Войди, наклонись надо мной в тишине.Мне снится — на родине нива не сжатаИ Грузии раны клюет воронье…Стократной любовью разлука чревата —Не выдержит бедное сердце мое!Прощайте, прощайте, Атени и Ксани,Тропы недоуздок над пеной реки,Навеки скрывается Картли в туманеИ прячутся в недра земли родники.Душа наполняется звуками «наны»,Я слышу шаги Маико за дверьми…Кончается жизнь до нелепости рано —Я столько бы мог, я в долгу пред людьми!Где милые лица? Чадры надоели —Кружат мотыльками в ночи за окном…Как жестко, как душно, как Страшно в постели —Что шепчет чинара, тоскует о ком?Я прожил недолго. Я старым не буду.Куру завалил, заглушил листопад…А утро бледнеет, свершается чудо —Евфимия! Мать! Я блаженством объят.
Нино
Полегчало ему на мгновенье, —Но недуг спохватился — и сноваПодозренья, тревоги, прозреньяВ полутьме обступили больного.