Стихотворения и поэмы

Вот в окнах проносится старая церковь,
у поля подкошенная на краю.
И вечер.
             И вечер, на взморье померкнув,
смывает осеннюю краску свою.

Большая страна, где свобода и труд
решают, что сбудется, в будущем кроясь.
Какие бои человечество ждут, —
а сколько, а сколько их было…
                                                   Но поезд

гудком запевает. Но из-под колес,
сминаясь, опять выпрямляются степи.
И трутся рессоры, и лязгают цепи.
И снова — гудок, доводящий до слез.

А горы-то в Грузию, видно, вернулись.
Дороги вперед устремляются все.
Дорога летит в лихорадочном пульсе,
несется страна в первозданной красе.

Ты, родина всех человеческих стран,
ты, родина радости, здравствуй, Россия!
Какими дорогами ни колеси я,
найду по морям, по полям, по кострам,

по горным тропам, за Азовом и Понтом
глаза золотые от хлеба твои,
и кожу, покрытую бисером потным,
и чащу, где льются в ночи соловьи.

Где рельсы и свищут, и льются, и стелют
огни по уже пролетевшим огням,
где конь мой Мерани ныряет в метели
в безжалостной жадности к будущим дням.

1927

ПРОПУСТИ МЕНЯ, ГОРА!

10. Комсомол в Ушгуле. Перевод Б. Пастернака

Дико в укрытом горами Ушгуле.
Мести обычай жив в нем доныне.
Грязь вековую в круг свой замкнули
сонные башни мглистой твердыни.
Ни телеграфа, ни почты в Ушгуле.
Не услыхать ему нашего слова.
Век лишь Ингури тут карауля,
жить стороною от мира живого.
Доступа нет ниоткуда. Заминка,
под ноги взглянешь — и копчено, крышка.
Страшным зигзагом змеится тропинка
и пропадает, как молнии вспышка.
Книг и газет не найти и в помине,
нечем очистить разум от дури.
Горы и горы, и в их котловине —
сонный Ушгул на унылой Ингури.
На небе Шхары контур бараний —
разве медведю лазать в отвагу.
В кошках, кирками скалы тараня,
шаг отвоевывают за шагом.
На мост висячий взглянуть — обескроветь,
в шутку он прозван бабьей плотиной.
Тащат козла продавать, так и то ведь
залихорадит со страха скотину.
Тур невзначай из Лаорби нагрянет.
Волк забредет, осмелевши, до снега.
Ржаньем расскажет, как в степь ее тянет,
лошадь, соскучившись по разбегу.
Скал — на один перемах даже птахе.
Кто развернется в этой теснине?
Ахнет крылами орел и с размаху
взмоет и сгинет в дали темно-синей.
Но ни Ингури, ни Шхаре не меркнуть —
обе сольются в песне совместной.
Раненый тур как шарахнется кверху,
так на рогах и повиснет над бездной.