Стихотворения и поэмы

Может, пламя, что здесь в очаге занялось,
это отсвет твоих золотистых волос?
Может, дымка затейливо вьющихся лоз —
это твой поясок… Я не вижу от слез.

Мама! Речи твои я на память прочел,
чтоб не рвалась надежды подаренной нить.
Словно улей, хранящий жужжание пчел,
я твой голос далекий умею хранить.

1940

49. Рожденный из крепостной стены. Перевод А. Межирова

О мать — надежда моя, ты твердыня моя!

Народная поговорка

Я был замурован в стене крепостной.
Развалины эти меня родили.
Упал со стены я на берег речной,
лежал у подножья в холодной пыли.

И плакала матерь-стена в вышине.
И встал я в рубахе из диких плющей,
и слезы и пот утирал я стене —
горячих страданий горючий ручей.

И крикнул я крепости: «Благослови!
Открой ворота бытия моего!
Я сын твой!.. Хоть жажду я новой любви,
меня не смущает такое родство!

В Сурамской твердыне для дел я созрел,
Хертвисская башня хранила меня.
Их ласковый мох мое тело согрел,
и тесаный камень сберег от огня.

Грузинская крепость меня родила.
Я к стенам ее до рожденья приник.
Над глиняным сердцем рассеялась
                                                        мгла,
оно превратилось в звенящий родник.

Доверился родине я, как Зураб,
и вздрагивал долго в могучей стене.
Но камень от слез бесконечных ослаб, —
я рухнул к подножию по крутизне».

Немая твердыня глядит с вышины,
своей материнской любви не тая.
Новыми песнями высушу я
извечные слезы сурамской стены.

1935

50. Вторая приписка к книге. Перевод А. Межирова

Я возвращаюсь
в отчий край,
домой,
и, если спросит у меня попутчик,
где мой очаг,
где дом родимый мой,
отвечу я, что возле гор могучих.

Скажу, что он стоит в тени чинар,
что до Куры
могу достать рукою,
что здесь я жизнь когда-то начинал
под сенью гор,
над серою рекою.

Мне из окна открытого видна
встающая далеко за горами
безбрежной Волги ясная волна,
и гомон Сожа
слышен мне на Храми.

Я знаю —
ограничивать нельзя
свой кругозор условностью предела;
хочу, чтоб вечно множились друзья,
чтоб чувство дружбы бесконечно зрело.

Я сам, как Терек,
не жалея сил,
прошел ущельем по дороге длинной,
свои глаза к простору приучил,
к необозримой широте долинной.

Передо мной Казбек в голубизне
красу возносит над природой всею.
Как надо жить,
чтоб дотянуться мне
и до Арагви и до Енисея!

Парит орел над снежной синевой,
и, долгим взглядом провожая птицу,
я безграничным
край считаю свой,
как всей советской родины частицу.

Меня простор волнует и зовет,
мне дом любой
открыт по праву дружбы,
я слышу дома
шум днепровских вод
к на пути далеком
вижу тень от Ушбы.

В душе звучит многоголосый хор —
так дружно никогда еще не пели!
И песня для пятнадцати сестер —
в пятнадцати ладах моей свирели.