Я на след твой гляжу, на сияющий свод;Млечный Путь, вот где коши отныне!Посадить тебя должен на острый мой горбИ умчаться в родные пустыни.
161. «Я маленький цветущий сад разбил…» Перевод Е. Самченко
Я маленький цветущий сад разбил,Деревья-грезы там плодоносили.В вечерний час навеки уходил —Я не сумел отведать сочной сливы.У тени сада я скорбя стоял;И тень, как гроб, раскинулась широко.Слезами оросил я слез кварталИ свой аршин отмерил по дороге.Что кроме строк останется? Я жил,Я много раз бывал владыкой жизни;Святое сердце я стихом кормил,И вился сокол в небесах отчизны.Мне кажется, клинком себя пронжу,Мне собственная грубость — как мученье.Одни страданья я переношуИ в сердце посадил лишь утешенье.
* 162. «Пришел и ушел я так рано из Рима…» Перевод Е. Самченко
Пришел и ушел я так рано из Рима,Что взгляд не успел дотянуться до края.Хочу я на камне сидеть молчаливо,Летящие годы мои догоняя. Ужели бегут меня тайные мысли? В сомненье сердечном я веру предвижу, На мне сожаленья ночные повисли, Мне кажется — я Микеланджело вижу.Иду; забываю вокзала ступени,Я глыбы обтесанные вспоминаю;Хочу подтвержденья ревнивицы-тени —Я римского утра дождусь, полагаю. Тоска меня давит; дышать тяжелее; След-коготь на мне: так судьба прикасалась. Поблескивая и мерцая, темнеет Ночь. Ранена ночь! В твердый камешек сжалась.Я с камнями римскими грусть сопоставил.Голубка, дичась, на вершину взлетает.Иду; Капитолия купол оставил,Я слышу, что всадник меня догоняет. Кто ранил ночь Рима? Мне, греясь на камне, Смыкать бы до у́тра дремотные очи. Ты с лошадью спрыгни и голос подай мне, Отдай, уступи мне боль раненой ночи!Пришел и ушел я под вечер из Рима,Душа неспокойна; слова исчезают;Бежать, улететь я хочу нестерпимо —Так быстро, как годы мои пролетают.
* 163. Мамелюки. Перевод Е. Самченко
Там бледная мгла, Средиземное море,Прибой бирюзой закипает.В душе ли моей иль в огромном простореЛучина Колхиды пылает?Мне чудится, словно чинары лепечутИ шепчет листва о разлуке;Где море исходит, там тени трепещут,И ждут меня там мамелюки.На скалах огонь высекают подковы,Рогов мне послышались звуки;Без родины трудно и всюду сурово,И кличут меня мамелюки.У них, что на тквирских росли кобылицах,Как взгляд изменился в чужбине!И в знойной долине с покорностью в лицахПристанища ищут отныне.Их гнали, как ланей. Теперь вспоминаютГлаза, материнские руки;Арабских теперь жеребят объезжаютИ «челу» поют мамелюки.А помнят ли проса поля, деревушки,Заборчики, хаты-плетушки?В страну, в ее долю, я тоже врезаюсь,О берег душой ударяюсь.