Стихотворения и поэмы

Конец на сегодня учебным полетам,
геройским забавам со скоростью звука,
небесный чертежик размыт и разметан,
вечерняя проголодь зренья и слуха.

Опять, глядя на ночь, не путь не дорога,

утешусь хождением за три оврага.
Тропой несказуемого монолога
несет без компаса меня и без флага.

Синеющий город встает из развалин

надмирностью арок, бесшумностью башен,
и замысел зодчего так гениален,
что все рождено как бы вымыслом нашим.

А понизу гонят коров из-за леса,

железом старательно бьют о железо,
детей утешают и варят варенье, —
и это все тоже детали творенья.

Гудит надо мной телеграфная лира,

ласкают меня журавлиные клики, —
покамест я в мире, исполненном мира,
все разновеличия равновелики!..

Тишайшего неба большие свершенья,

и маленьких звуков земных копошенье.

432. «Запалят прошлогодние листья…»

Запалят прошлогодние листья,
и потянет дымком между сосен.
Всколыхнется душа, затоскует,
то ли старость уже, то ли осень.

То ли сизое воспоминанье

дочерна перетлевшей невзгоды;
то ли вечная горечь России —
много воли и мало свободы.

Сушат хлеб, или топится баня,

костерок в чистом поле белесый, —
посреди безутешного мира —
дым отечества, счастье сквозь слезы.

433. «Сколько листьев замертво…»

Сколько листьев замертво,
после схватки с ветром,
пало наземь, замерло
в сумраке рассветном!

Сколько было по лесу

ветрового сыска!
Сколько слухов понизу —
по земле российской!

434. Успение

Крестный ход. Успенье лета.
Купола светлым-светлы.
Но взглянул — и меньше света,
но вздохнул — и больше мглы.

Стужей близкого покоя

веет за версту вода.
Невзначай махнул рукою —
как простился навсегда

с этой пожней, с этой пашней,

с колокольным этим днем,
с красотой позавчерашней,
с вороньем —
   все бесшабашней
празднующим вороньем.

435. По склону дня

Нет, не размолвка, нет, не расставанье.
Я шаг за шагом в сторону заката
неслышно отхожу на расстоянье
руки, тобой протянутой когда-то.

Из твоего спокойного квартала

я возвращаюсь быть своей дорогой:
с горы тащиться на гору устало,
а чуть поодаль — видеться пологой.

Своей дорогой быть, своей работой —

кремнистым словом с отсветом разлуки,
счастливейшей — не в первый раз, не в сотый! —
боязнью замереть на полузвуке.

Такой вдруг безоглядностью подуло!

Соринка в голубом глазу пространства,
своею восхищенностью сутулой
врасплох смущаю птичье итальянство.

Вторгаюсь в корнесловие дубравы,

полей листаю подлинник, — всецело
поглощено забвеньем легкой славы
возвышенно дичающее тело.

На острове у нас пустует лето,

цветут воспоминания вдоль линий,
а солнце опускается не где-то,
а здесь —
   за той горою, в той долине.

Комарово, 1970-е…