Стихотворения и поэмы

Почти что без запинки,
никем не понят,
на пишущей машинке,
долбит, долдонит.
Среда или суббота,
долдонит дятел. —
Знай головой работай,
пока не спятил!

Стволу полтыщи надо

задать вопросов.
Интеллигент пернатый,
поэт, философ —
работает красиво,
со страстью, то есть
весь век не за спасибо,
всю жизнь на совесть.

Козява и букаха

не любят дятла.
Жучок хамит со страха:
— Попомнишь, падла! —
Поют себе на ветке
другие птицы,
а этот знай в жилетке —
с утра трудится!

448. Рисунок на песке

Кто палкой на песке нарисовал меня?
Сутулого, обросшего, в берете.
На первый взгляд все точно на портрете —
и нос, и горб, — смеется ребятня
взахлеб… А между прочим, те же дети,
столкнувшись где-нибудь лицом к лицу со мной,
вдруг притихают и глаза отводят;
и с глазу на глаз пьяницы заводят,
как будто перед собственной виной,
свои глухонемые оправданья;
да что-то и в тебя, как ты призналась мне,
запало чуть не с первого свиданья…
Так пусть же на съедение волне
идет рисунок — он без дарованья,
он верно лишь копирует черты!.. —
Но разве же таким меня запомнишь ты?

449. «Вижу яростный лик небосвода…»

Вижу яростный лик небосвода,
знать не знаю лица своего.
Сколь ничтожна моя несвобода
перед явленной волей Его!
О раскованность! О торжество!
А еще говорят — непогода…

450. «Всю зыбкость пятнистого света…»

Вадиму Халуповичу

Всю зыбкость пятнистого света
в трехстопный вложу амфибрахий.
Какое счастливое лето
глядит в декабре с фотографий!

За окнами вьюжит и мглится,

всё шапки да шубы сплошные.
А тут — еще легкие лица
и воротнички отложные.

Среди негустого лесочка

стоим мы, друзья и соседи.
Моя долговязая дочка
гарцует на велосипеде.

А сам я — на фоне веранды

кота подхватил под микитки.
Беспечности нашей варианты,
и настежь, конечно, калитки!

У гостя в руке сигарета,

он прыскает от анекдота…
Какое счастливое лето —
как перед войною когда-то!

Комарово. Последние…

451. «Поспешу ли найти оправданье…»

Поспешу ли найти оправданье,
ничего не скажу, — все равно:
в девятнадцатом веке — рыданье,
а в двадцатом — усмешка в окно.

А в двадцатом — ни жалоб кузине,

ни бессонницы, ни дневника. —
Через город, в гремучем бензине,
ты идешь, и походка легка.

Под мотивчик какой-нибудь шалый,

измывающийся над душой,
ты уходишь в себя, и пожалуй —
до галактики ближе чужой.

452. «Все чаще мы домашних сердим…»