Все чаще мы домашних сердимвнезапной глухонемотой…С преувеличенным усердьемостаток слова заглотну.Успею снять еще кофейник,поднять уроненное, ноуже из всех забот семейныхкак кто-то выключил меня.Я глухотою зарешечен,от пониманья отрешен.Я здесь — и нет меня, и нечемвернуть меня в согласный шум.О не сердитесь, трали-вали!Конечно, и на этот разя возвращусь. Но вы бы знали,где был я… как любил я вас…
453. «Никакая как будто еще и не старость…»
Никакая как будто еще и не старость,столько воли вокруг,но единственное, с чем душа не рассталась,это речка и луг,лес за речкой, и тварь неразумная Божья,и тропинка, — ужедо разлившегося на весь мир бездорожьянету дела душе.Из событий — одни только лоси в туманеда луна сквозь кусты, —все бесстыдней день ото дня, все безобманней,безнадежнее тысчастлив домом своим, домочадцами, дымоммежду сосен, котомна крыльце, и в неведенье непобедимом,как все будет потом.
454. «Живут пока живут…»
Живут пока живут…Тоска или простуда, —однажды позовутоткуда-то оттуда.С небрежностью такойпоманят между делом —чуть мреющей рукой,платочком белым-белым.И вот — я не Иван,тем паче — не Царевич.Отныне я — Туманпо кличке Вечеревич.Скрываю белый свети скрадываю звуки,и ни дороги нет,ни встречи, ни разлуки.И кажется, я тут —и нет меня, сдается.Живут пока живут…А если не живется?
455. Доброй памяти
Лошадь вышла из употребленья,анахронистичен трубочист…Пусть себе на душу населеньяменьше доброй памяти, — лучись,не тускнея, стеклышко цветное,навсегда зажатое в руке!Город разговаривал со мноюна старобулыжном языке.Праздничный навоз; и отсырелостьвербы переулочной; и ртуть,что на солнце долго не смотрелась, —но в конечном счете расстегнутьпозволялось пуговицу, дажедве: на отвороте был значок…Как потом я плакал о пропаже!Чтоб меня утешить, сундучокняня свой распахивала: в центрекрышки, приоткинутой к стене, —позапрошлый царь; и словно в церкви —тесно-тесно, лицами ко мне,по бокам, не страшные от лака,мученики выстроились; идух сухого дерева и мака,воска и лежалой кисеи —обвевал… И вдруг она конфету —на-ка вот!.. Да я сейчас бы вамза одну, за бедную, за эту,с фантиком линючим — килограммотвалил бы, белочек ли, мишек!..Нет, минутки нет ни у когопод крестом поплакать полусгнившимна могиле детства своего.