Читаем Стихотворения и поэмы полностью

Стихотворения и поэмы

Отныне все мне нипочем; готовЯ к смерти; сколь ни страшен гнет грехов,В таком чистилище я побывал сегодня[635] —В сравненьи с ним бледнеет Преисподня!Не то чтобы меня туда повлекТщеславья зуд иль гордости порок,Не то чтоб я хотел покрасоваться[636]Иль милостей монарших домогаться.Но как шутник, по дурости попавНа мессу, заплатил в сто марок штраф,[637]Так я, судьбой застигнутый на местеСтолпотворенья зла, обмана, лестиИ похоти, какими славен Двор,Сочтен был (о, поспешный приговор!)Одним из тех, кто в сем гнезде развратаЖивут, — и не замедлила расплата.Мучитель, что вблизи меня возник,Был чуден видом и повадкой дик;В Ковчеге зверя не было страннее,[638]Не сыщешь ни в Гвиане, ни в Гвинее[639]Такого монстра; как его назвать,Адам бы затруднился угадать.[640]Его бы истребили, как варяга,В пылу резни норманской;[641] он, бедняга,Поплатится из первых головой,Когда поднимется мастеровойНа чужаков.[642] Он странен так, что стражеНе надобно и сомневаться даже,Чтоб задержать его: «Эй, падре, стой!»[643]Его джеркин[644] и черный, и простой,Быв бархатным когда-то, так истерся,Что лишь воспоминания о ворсеХранит — и скоро будет кружевным,Пока совсем не истончится в дым.Хозяин сей хламиды за границейБывал и знаньем языков гордится:По сути, он наскреб из всех угловСмесь дикую из самых пестрых слов,Окрошину речей, застрявших в ухе,Такую кашу, что и с голодухиНе расхлебать: знахарки трескотня,Схоласта заумь, стряпчего стряпняИ бестолочь бедлама — звук невинныйПред этой беспардонной мешаниной.Таким вот языком ему с рукиРазвязывать чужие языки,Льстить, вдовушек дурить, ловить на словеИ лгать наглей, чем Сурий[645] или Джовий.[646]Меня заметил он. О грозный Рок!Чем я твой бич карающий навлек?«Сэр, — начал он, — по зрелому сужденью,Кому б вы дали пальму предпочтеньяВ лингвистике?» — Я сдуру говорю,Мол, Калепайновскому словарю.[647]«Нет, сударь, — из людей?» В карман не лезуЯ за ответом; называю Безу[648]Да пару наших лучших знатоков[649]Хвалю... «Все это — пара пустяков! —Вскричал чудак. — Апостолы, конечно,Знавали толк в наречьях,[650] и успешноПанург болтал на разных языках;[651]Но, проведя в скитаньях и трудахВсю жизнь, я сделался непревзойденней!»«Как жаль, — заметил я, — что в Вавилоне[652]Такого не случилось толмача,Не то (хватило б только кирпича)Их Башня бы до облаков достала».Он буркнул: «При дворе вас видно мало.Уединение рождает сплин». —«Но я не так уж одинок один.[653]К тому же времена, когда спартанецОт пьянства отвращался видом пьяниц,[654]Прошли; картинок Аретино[655] рядНаучит целомудрию навряд;Дворцы владык — пороков ярких сцены —Как школы добродетели, не ценны». —«Сэр! — лопнувшей струною взвизгнул он. —Беседовать о принцах — высший тон!»Я отвечал: «Могильный есть смотрительВ Вестминстерском аббатстве;[656] захотите ль —Он вам расскажет все о королях,Притом покажет, где хранится прахВсех наших Эдвардов и наших Гарри;[657]Он бесподобно врет, когда в ударе». —«Фу! сколь суров и груб английский вкус!Возможно ли представить, чтоб французТакое слушал?» — «Вон он, в спину дышит:Он служит у меня — так, значит, слышит». —«Французы элегантней, наконец,Они для нас в одежде образец». —«И без одежды тоже!» — Он подвохаНе различил; я понял: дело плохо;С тупицами острить — мартышкин труд:Чем больше чешешь, тем сильнее зуд.Тут, к счастию, стряхнув с лица суровость,Он подмигнул мне: «Вы слыхали новость?» —И шепотом, слова роняя с губПо капле, словно перегонный куб,Отверз мне бездну пошлости, поведавТакое, что десятку Холиншедов[658]Не снилось: в духе ли была с утраМонархиня — и как она вчераВзглянула на кого; кто с кем в амурах,Кто о каких мечтает синекурах,Кто отравил кого[659] и кто, продавПоместье, стал владельцем полных правНа ввоз и вывоз[660] всех еловых шишекИ битых плошек (скоро и мальчишек,Играющих в битки и в расшиши,Обложат пошлиной)... Так от душиОн потчует меня своей стряпнею —Плююсь, кривлюсь и только что не вою.Но нет пощады! Переходит онК политике держав, к борьбе за тронИ все вываливает мне мгновенно —От Гальских войн[661] до взятия Амьена.[662]Ушам уже терпеть невмоготу,Я чувствую отрыжку, тошноту,Как женщина брюхатая, потею[663] —Вот-вот рожу! Тем часом прохиндеюВзбрело на ум (как хитрецу, чья ложь —Приманка для крамолы) на вельможОбрушиться: чины, мол, продаются;Кампании военные ведутсяНе так; важнейшие чины в странеДаются только по родству, а неЗаслугам; офицеры в Хэмптон-Холле[664]С пиратами и дюнкерцами[665] в доле.Он знает все: кто мот, кто виносос,Кто любит шлюх, кто отроков, кто коз...Как пленники Цирцеи,[666] превращеньемВрасплох застигнутые, — с изумленьемИ ужасом себя я ощутилПреступником! Уже меня когтилАкт об измене!..[667] Как же это сразу?Один другому передал заразу —И вылечился?[668] Вывернулся он —А я виновен? Что за скверный сон!Но делать нечего. Я должен пыткиСтерпеть; я должен безо всякой скидкиНа месте оплатить, в конце концов,Грехи свои и всех своих отцов;[669]Таков мой крест... Но пробил час желанный,Вдруг заспешил мой собеседник странный:«Простите, сэр...» — «Да, да, прощайте, сэр!» —«Нет, сэр! Вы не могли бы, например,Мне крону[670] одолжить?» — Не то что крону,Я отдал бы охотно и корону,Чтоб отвязаться. Но как тот скрипач,Что должен напоследок вам, хоть плачь,Исполнить джигу,[671] прежде чем убраться.В любезностях он начал рассыпаться.Едва я их дослушал — и стремглав(Счастливо остановок избежав)Пустился наутек — так из темницыСпасенный узник на свободу мчится.Лишь дома я с трудом пришел в себя;О виденном и слышанном скорбя,Душа томилась и негодовала.Как тот, кто Ад узрел[672] на дне провала,Я был напуган. Впрочем, страх — чертаХолопская. Ужель мои уста,Вспылав, удержатся от обличенья,Из страха? Неужели из почтеньяК надутым и бесстыдным господамЯ Правду, госпожу свою, предам?О ты, что столько по миру бродило,Взглянув на жизнь Двора, скажи, светило,Где во вселенной сыщешь таковойПузырь тщеславья? — Садик восковой,[673]Курьез, приплывший в Лондон этим летом, —Насмешка над придворным нашим светом.Мы — кучка безделушек дорогих,Раскрашенных, но пресных и сухих:Бездельников, гордящихся корнями, —С ублюдочными, жалкими плодами.Итак, одиннадцатый час; пора![674]И вот уж все, кто занят был с утраКонюшней,[675] теннисом[676] иль потаскушкой,Примочками иль пивом — друг за дружкойСпешат, переодевшись, во дворец,И с ними я (прости меня, Творец!).Поля их шляп оплачены полямиИх вотчин — и увиты похвалами:«Ах, что за роскошь! королю под стать!»Неважно, что назавтра их продатьАктерам отнесут;[677] мир — это сцена,[678]А жизнь — комедия, и преотменноРазыгранная... Новый эпизод:В зал входят дамы. Как пиратский флотНа галион, груженный кошенилью,[679]Бросается, — так, расфуфыря крылья,Мужчины дам берут на абордаж.Сраженье! лесть на лесть и блажь на блажь.Ум в пурпур не рядится,[680] как ни странно;Вот вам резон: вся краска на румянаКрасавицам идет; чужой же умСкупает за бесценок тугодум.Кого не рассмешит, по крайней мере,Вид обчищающегося у двериМакрина? В зал приемный, как в Мечеть,[681]Вступает он и, чтобы разглядеть,Не морщат ли чулки, так задираетКамзол, что этим самым обнажаетНе только смертные грехи прорех[682]И жирных пятен, но и мелкий грехПриставших перьев. Погружаясь в грезыВеличия, он выверяет позыПо Дюреру[683] и, совершенства кругЯвив собой, счастливый, как индюкИль проповедник новоиспеченный,Что в первый раз читает речь с амвона,Вступает с дамой в страстный разговорИ, встретя у жеманницы отпор,Так пылко протестует, что в МадридеДавно бы уличен был в этом видеКак протестант, — и столько раз твердит:«Клянусь Исусом!»[684] — что, как иезуит,Мог тотчас же быть выведен с конвоем!Да пусть бранятся; поделом обоим.Но Глорий[685] — вот кто всех переплюет:За высший шик считает сумасбродВорваться в зал, терзая острой шпоройПолу плаща,[686] как ловчий с целой своройВизгливых псов, сметая все подряд;С ртом, перекошенным, как у солдат,Бичующих Христа на гобеленах,[687]Что от его ругни дрожат на стенах;Он, точно шут, паясничает всластьИ помыкает всеми, словно власть.Устав, хочу я выбраться на волю, —Не так оно легко; в соседнем холлеСемь смертных сторожат меня Грехов;[688]Миную сонмище здоровяков,Чья гордость — звание «людей короны»,Пуды бифштекса[689] и вина галлоны, —Им сдвинуть колокольню по плечу.Меж этих Аскапаров[690] трепещу,Как тать крадущийся. Отцы святые!Потопом слов обрушьтесь, о витии,На сей рассадник зла! а я лишь могПодмыть его, как слабый ручеек.Смиренью Маккавеев подражая,[691]Свой труд я, может быть, и принижаю;И все ж надеюсь: буду я прочтен,Как должно понят — и внесен в Канон.[692]

Перейти на страницу: