Стихотворения и поэмы

Я смех считаю, муза, неуместным.[694]
Творец трактата о придворном честном[695]
(Хоть не было таких людей и нет)
Нас поучает, что шутить не след
Над хворью[696]

и пороком. Не смеятьсяНам надо, а скорбеть иль возмущаться:
Ведь смех не страшен тем, чей произвол
Просителей ввергает в бездну зол.
Коль все взаимосвязано на свете,
Те ж элементы в каждом есть предмете,[697]
Что в остальных, и человек любой
По сути представляет мир собой,
Мир, в коем власти сходствуют с морями,
Просители же — с мелкими ручьями,
В пучину уходящими навек.
Мир тоже все равно что человек,[698]
И власти в нем играют роль утробы,[699]
Что кормится просителями, чтобы
Извергнуть их, переварив вполне.
Все люди — прах.[700] Просители — вдвойне,
Коль служат, словно труп — червям могильным,
Добычею[701] чиновникам всесильным.
Чиновники подобны жерновам,
Покорные просители — ветрам,
Что сообщают жерновам вращенье.
Меж них идет война, но верх в сраженье
Не за вторыми в случае любом.
Известно ли монархине о том?[702]
Не больше, чем истоки Темзы знают,
Как в устье на разлив ее пеняют.
Итак, начну выпалывать порок[703]
В угоду вам, тому, кто мне помог
Желанный доступ получить на службу
И честностью снискал Глорьяны[704] дружбу.[705]Наш век считать железным не резон,
Именоваться ржавым должен он:[706]
В железном — правосудьем торговали,
Днесь торговать неправосудьем стали.
Быстрей, чем от поклонников своих
Бежала Анджелика,[707] к горю их, —
Уходят наши деньги и владенья
На протори, залоги, взятки, пени.
Когда не чтит закон и сам судья,
Лишь букву, а не дух его блюдя,
Где нам искать защиту и управу?
В судах инстанций низших? Там на славу
Обчистят нас, посадят иль казнят.
А тот, кого так сильно притеснят,
Что в высший суд пойти он соберется,
С теченьем будет, как пловец, бороться.[708]
Но выбьется из сил и все равно
Пойдет в изнеможении на дно.
Пытаться возвести над этой бездной
Мост золотой — довольно бесполезно:
Швыряй сколь хочешь золота туда —
Оно в волнах исчезнет без следа.
Богами судьи сделались земными[709] —
Без «ангелов» нельзя предстать пред ними,[710]
Хоть Бог иное заповедал нам:
Ведь если б взятки ангельским чинам[711]
Давали люди, чтоб им вняло небо,
Сидели б даже короли без хлеба.
Святой — и тот бы вознегодовал,
Когда бы в дом к нему проник фискал,
Назвал посуду утварью церковной,[712]
Плащ объявил сутаной голословно
И взятку, всех сумевши запугать,
Стал за недонесенье вымогать.
Нет, с кличкой шлюхи слово «правосудье»
Отождествлять отнюдь не вправе люди.
Оно — уста Судьбы, чей грозный глас
О нашем завтра извещает нас,
Красой подобно девушке невинной.
Вот только когти у него так длинны,[713]
Что, если их в просителя вонзить,
Ему от боли может смерть грозить,
А чтоб они вошли поглубже в тело,
Судейские заботятся умело.
Зачем же предстаешь, глупец, ты им,
Как Богу — первый человек, нагим
И мнишь спастись от их алчбы несытой,
Закона нерушимого защитой,
Как Уримом и Туммимом, прикрытый?[714]
Законность, к коей ты взываешь так, —
Не щит, а куча бросовых бумаг,
С удачною продажею которой
Амана ты затмишь богатством скоро.[715]
Покуда ж лишь на то ты годен, чтоб
Смеялся в баснях над тобой Эзоп:
Как пес, что в воду за своею тенью
Нырнул,[716] пойдешь ко дну ты без сомненья.