Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

Как вдруг перед самым отъездом из Вены получил Ван-Гехт письмо из России, от одного высокопоставленного священнослужителя, чуть ли не члена святейшего синода. Священнослужитель спрашивал его, что случилось с его проектом доставки церезина и почему планы его расстроились. Или, быть может, он продал свой патент «Обществу горного воска», которое давно уже заключило со святейшим синодом контракт на эту доставку, внесло сто тысяч рублей залогу и скоро должно доставить первую партию — пятьдесят тысяч центнеров. Гром с ясного неба не напугал бы так бедного Ван-Гехта, как это дружеское письмо. «Что это? — вскрикнул он. — Откуда эта кара господня на меня? Кто смел, кто мог это сделать?» Словно ошпаренный, бросался он туда и сюда, не зная, что делать. Телеграфно запросил своего знакомого священнослужителя, чтобы тот любезно сообщил ему, с кем имеет контракты это «Общество горного воска» и откуда ждет присылки церезина, но священнослужитель не отвечал; возможно, он и сам не знал. Тогда Ван-Гехт побежал с его первым письмом и со своим патентом в государственную прокуратуру, чтобы сообщить там о мошенничестве, могущем причинить ему огромный убыток. В прокуратуре сказали ему: «Хорошо, разыщите мошенника и можете быть уверены, что он будет наказан». Вот те на, разыщите мошенника! Если бы он знал его, если бы знал, где он! Словно сжигаемый лихорадкой, побежал Ван-Гехт в таможенное управление и добился распоряжения о том, чтобы в связи с заподозренным мошенничеством все грузы горного воска, которые отправляются из Галиции в Россию и Румынию, подлежали обстоятельной ревизии. И если бы среди них оказался церезин, то чтобы он был задержан и как corpus delicti[172] отправлен в государственную прокуратуру. Сам, за свой счет, не полагаясь на бюрократическую машину, Ран-Гехт разослал по телеграфу это распоряжение во все пограничные таможни, добавляя от себя обещание щедрого вознаграждения чиновнику, который обнаружит мошеннический груз. Так закончив дела, Ван-Гехт облегченно вздохнул и, быстро собравшись, двинулся в путь.

Однако мысль его, глубоко взволнованная, не переставала вертеться вокруг одного вопроса- кто мог это сделать? Дело ясное, только две возможности представлялись ему: либо кто-нибудь случайно, не зная о его патенте, открыл церезин независимо от него, либо Шеффель, которому известен был его секрет, выдал его. И если первая возможность, по мере того как он вдумывался в нее, казалась ему все более далекой, то подозрение относительно Шеффеля с каждой минутой крепло и казалось все более правдоподобным. Неожиданным и сильным подтверждением этого подозрения послужило и то, что он услышал об отъезде Шеффеля nach Polen. И Ван-Гехт решил, как только приедет в Дрогобыч, начать разведывать потихоньку, не узнает ли что-нибудь о Шеффеле. Счастье благоприятствовало Ван-Гехту.

Приехав в Дрогобыч, он не застал Германа дома, а застал лишь записку от него с просьбой съездить на завод и осмотреть церезиновый отдел, устроенный по его плану. Он поехал на завод. Там застал строителя, который наблюдал за установкой котла. Осмотрев церезиновый отдел, Ван-Гехт высказал строителю свое полное удовлетворение. А так как строитель, окончив работу, должен был также возвращаться в Дрогобыч, Ван-Гехт пригласил его в экипаж, на котором он сам приехал. Сели. Разговорились. Строитель рассказывал Ван-Гехту o Бориславе и о том, что там вчера вспыхнули какие-то беспорядки, о которых до сих пор еще никто ничего определенного не знает.

— Вероятно, обычная мужичья непокорность, ничего серьезного! — добавил он презрительно.

Затем разговор перешел на другие бориславские темы — о положении восковой промышленности и воскового рынка. Из разговора видно было, что о новом церезине строитель ничего еще не знает, и Ван-Гехт начал думать, что вряд ли от него можно будет что-нибудь узнать о том, что его интересует.

Но строитель разговорился — и говорил уже обо всем, что только слюна ему на язык принесет.

— Я вам говорю, что вся эта штука недолго продлится, — болтал он. — Чуть что, все пеплом развеется, вылетит в трубу. Мелкие хозяева только каким-то чудом держатся, и достаточно какой-нибудь случайности, чтобы все они пошли с сумой. Но и среди более крупных предпринимателей — разумеется, за исключением одного только Германа Гольдкремера — нет ни одного солидного гешефтсмана. Все шеромыжники, все обманщики. Вот, пожалуйста, один из богатеев здешних начал строить новый завод, какой-то новомодный завод, и, желая замаскироваться, говорит мне, что это будет паровая мельница. Дает мне план, — я уж и забыл, чьей работы был этот план. Ну, ничего, глянул я, вижу, что это нефтяной завод, а не мельница, но, думаю про себя, если тебе хочется, чтобы это была мельница, пускай будет мельница. А он, дурень, еще во время закладки взял да и проговорился, да еще и меня скомпрометировал. Ну, скажите же, разве можно с такими людьми солидное дело иметь?

Ван-Гехта не очень заинтересовал этот рассказ. Но чтобы не показаться невежливым и хоть как-нибудь поддержать разговор, он спросил строителя.