Вдоль развороченных дорогИ разоренных селМы шли по звездам на восток,—Товарища я вел.Он отставал, он кровь терял,Он пулю нес в грудиИ всю дорогу повторял:— Ты брось меня. Иди…Наверно, если б ранен былИ шел в степи чужой,Я точно так бы говорилИ не кривил душой.А если б он тащил меня,Товарища-бойца,Он точно так же, как и я,Тащил бы до конца…Мы шли кустами, шли стерней:В канавке где-нибудьЛовили воду пятерней,Чтоб горло обмануть.О пище что же говорить,—Не главная беда.Но как хотелось нам курить!Курить — вот это да…Где разживалися огнем,Мы лист ольховый жгли,Как в детстве, где-нибудь в ночном,Когда коней пасли…Быть может, кто-нибудь инойРасскажет лучше нас,Как горько по земле роднойИдти, в ночи таясь.Как трудно дух бойца беречь,Чуть что скрываясь в тень.Чужую, вражью слышать речьБлиз русских деревень.Как зябко спать в сырой копнеВ осенний холод, в дождь,Спиной к спине — и все ж во снеДрожать. Собачья дрожь.И каждый шорох, каждый хрустТревожит твой привал…Да, я запомнил каждый куст,Что нам приют давал.Запомнил каждое крыльцо,Куда пришлось ступать,Запомнил женщин всех в лицо,Как собственную мать.Они делили с нами хлеб —Пшеничный ли, ржаной,—Они нас выводили в степьТропинкой потайной.Им наша боль была больна,—Своя беда не в счет.Их было много, но одна…О ней и речь идет.— Остался б, — за руку бралаТоварища она,—Пускай бы рана зажила,А то в ней смерть видна.Пойдешь да сляжешь, на беду,В пути перед зимой.Остался б лучше. — Нет, пойду,—Сказал товарищ мой.— А то побудь. У нас тут глушь,В тени мой бабий двор.Случись что немцы, — муж и муж,И весь тут разговор.И хлеба в нынешнем годуМне не поесть самой,И сала хватит. — Нет, пойду,—Вздохнул товарищ мой.— Ну, что ж, иди… — И стала вдругИскать ему белье,И с сердцем как-то все из рукМеталось у нее.Гремя, на стол сковородуПодвинула с золой.Поели мы. — А все ж пойду,—Привстал товарищ мой.Она взглянула на него:— Прощайте, — говорит,—Да не подумайте чего…—Заплакала навзрыд.На подоконник локоткомТак горько опершись,Она сидела босикомНа лавке. Хоть вернись.Переступили мы порог,Но не забыть уж мнеНи тех босых сиротских ног,Ни локтя на окне.Нет, не казалася дурнейОт слез ее краса,Лишь губы детские полнейДа искристей глаза.Да горячее кровь лица,Закрытого рукой.А как легко сходить с крыльца, —Пусть скажет кто другой…Обоих жалко было мне,Но чем тут пособить?Хотела долю на войнеМолодка ухватить.Хотела в собственной избеЕе к рукам прибрать,Обмыть, одеть и при себеДержать — не потерять.И чуять рядом по ночам,—Такую вел я речь.А мой товарищ? Он молчал,Не поднимая плеч…Бывают всякие дела,—Ну что ж, в конце концовВедь нас не женщина ждала —Ждал фронт своих бойцов.Мы пробирались по кустам,Брели, ползли кой-как.И снег нас в поле не застал,И не заметил враг.И рану тяжкую в грудиОсилил спутник мой.И все, что было позади,Занесено зимой.И вот теперь по всем местамПечального путиВ обратный путь досталось намС дивизией идти.Что ж, сердце, вволю постучи,—Настал и наш черед.Повозки, пушки, тягачиИ танки — все вперед!Вперед — погода хороша,Какая б ни была!Вперед — дождалася душаТого, чего ждала!Вперед дорога — не назад,Вперед — веселый труд;Вперед — и плечи не болят,И сапоги не трут.И люди — каждый молодцом —Горят: скорее в бой.Нет, ты назад пройди бойцом,Вперед пойдет любой.Привал — приляг. Кто рядом — всякПриятель и родня.— Эй ты, земляк, тащи табак!— Тащу. Давай огня!Свояк, земляк, дружок, браток,И все добры, дружны.Но с кем шагал ты на восток —То друг иной цены…И хоть оставила войнаСледы свои на всем,И хоть земля оголена,Искажена огнем,—Но все ж знакомые места,Как будто край родной.— А где-то здесь деревня та? —Сказал товарищ мой.Я промолчал, и он умолк,Прервался разговор.А я б и сам добавить мог,Сказать: — А где тот двор?Где хата наша и крыльцоС ведерком на скамье?И мокрое от слез лицо,Что снилося и мне?..Дымком несет в рядах колоннОт кухни полевой.И вот деревня с двух сторонДороги боевой.Неполный ряд домов-калек,Покинутых с зимы.И там на ужин и ночлегРасположились мы.И два бойца вокруг глядят,Деревню узнают,Где много дней тому назадНашли они приют.Где печь для них, как для родных,Топили в ночь тайком.Где, уважая отдых их,Ходили босиком.Где ждали их потом с мольбойИ мукой день за днем…И печь с обрушенной трубойТеперь на месте том.Да сорванная, в стороне,Часть крыши. Бедный хлам,Да черная вода на днеОплывших круглых ям.Стой! Это было здесь жилье,Людской отрадный дом.И здесь мы видели ее,Ту, что осталась в нем.И проводила, от лицаНе отнимая рук,Тебя, защитника, бойца.Стой! Оглянись вокруг…Пусть в сердце боль тебе, как нож,По рукоять войдет.Стой и гляди! И ты пойдешьЕще быстрей вперед.Вперед, за каждый дом родной,За каждый добрый взгляд,Что повстречался нам с тобой,Когда мы шли назад.И за кусок и за глоток,Что женщина дала,И за любовь ее, браток,Хоть без поры была.Вперед — за час прощальный тот,За память встречи той…— Вперед, и только, брат, вперед,—Сказал товарищ мой…Он плакал горестно, солдат,О девушке своей,Ни муж, ни брат, ни кум, ни сватИ не любовник ей.И я тогда подумал: «Пусть,Ведь мы свои, друзья,Ведь потому лишь сам держусь,Что плакать мне нельзя.А если б я, — случись так вдруг,—Не удержался здесь,То удержался б он, мой друг,На то и дружба есть…»И, постояв еще вдвоем,Два друга, два бойца,Мы с ним пошли. И мы идемНа запад. До конца.