Гервазий! Отчего не целился ты лучше?Я на ружье глядел, ждал смерти неминучей…На месте замер я, стоял — не шелохнулся…Так отчего же ты, Гервазий, промахнулся?Добро бы сделал мне… Видать, так надо было…»Рубака, стиснув меч, сказал ему уныло:«Клянусь! Убить хотел я собственной рукою,За выстрелом твоим кровь пролилась рекою,Все беды начали на головы валиться,А все по чьей вине? Да по твоей, Соплица!Но в битве нынешней, — как вспомню, холодею…Горешков родича убили бы злодеи, —Ты защитил его и спас меня от смерти,Свалил меня, когда стреляли эти черти…Ты — нищий бернардин, и в сердце больше зла нет,Защитой от меня тебе сутана станет.Вовек не подойду я к твоему порогу,С тобою квиты мы, а суд оставим богу!»Ксендз руку протянул, но отступил Рубака:«Твоей руки принять я не могу, однако;Ты запятнал ее, убив не во спасенье,«Pro Ьопо publico», а в гневе, ради мщеиья!»Тут Яцек снова лег и на Судью с постелиВстревоженно глядел, глаза его горели,И с беспокойством он просил позвать плебанаИ Ключника молил: «Я заклинаю пана Остаться!Может, мне позволит власть господняЗакончить исповедь, ведь я умру сегодня…»«Как, брат, — сказал Судья, — ведь не смертельна рана,Я осмотрел ее, зачем же звать плебана?За лекарем пошлем, коль сбилась перевязка…»Но ксендз прервал его: «Близка уже развязка!Открылась рана та, что получил под Йеной,И никаким врачам не справиться с гангреной!Я в ранах знаю толк, взгляни, как почернела!Бессилен лекарь тут. За смертью стало дело!От смерти не уйти. Останься же, Гервазий,Немного досказать осталось мне в рассказе.
* * *
Я счастлив, что не стал предателем отчизныИ столько вытерпел народной укоризны,Хотя я грешен был, не превозмог гордыни.«Предатель!» — кличка та мне слышится доныне.При встрече земляки в глаза мне не глядели,Приятели со мной встречаться не хотели,Кто потрусливей был, тот уходил скорее;Здоровались со мной лишь хлопы да евреи,И те глядели вслед с ехидным громким смехом:«Предатель!» — сотни раз раскатывалось эхом.И в поле и в дому — повсюду это словоМелькало, будто бы круги в глазах больного.А я… Я никогда не предавал отчизны.Сторонники царя меня своим считали,Богатства Стольника они Соплицам дали.Таршвичане чин присвоить мне хотели,Но совести моей они не одолели.Бес искушал меня: я мог бы стать магнатом,Вельможным паном стать, и знатным и богатым,Вся шляхта гнулась бы перед своим собратом!А чернь прощает все счастливому, Гервазий,Коль взыскан милостью, коль у него есть связи.Я это знал, и все ж… не мог!