Суровый и рассерженный,Громовым, грозным голосомИгнатий кончил речь.Толпа вскочила на ноги,Пронесся вздох, послышалось:«Так вот он, грех крестьянина!И впрямь страшенный грех!»— И впрямь: нам вечно маяться,Ох-ох!.. — сказал сам староста,Опять убитый, в лучшееНе верующий ВласИ скоро поддававшийсяКак горю, так и радости.«Великий грех! великий грех!» —Тоскливо вторил Клим. Площадка перед Волгою,Луною освещенная,Переменилась вдруг.Пропали люди гордые,С уверенной походкою,Остались вахлаки,Досыта не едавшие,Несолоно хлебавшие,Которых вместо баринаДрать будет волостной,К которым голод стукнутьсяГрозит: засуха долгая,А тут еще — жучок!Которым прасол-выжигаУрезать цену хвалитсяНа их добычу трудную,Смолу, слезу вахлацкую,Урежет, попрекнет:«За что платить вам много-то?У вас товар некупленный,Из вас на солнце топитсяСмола, как из сосны!»Опять упали бедныеНа дно бездонной пропасти,Притихли, приубожились,Легли на животы;Лежали, думу думалиИ вдруг запели. Медленно,Как туча надвигается,Текли слова тягучие.Так песню отчеканили,Что сразу наши странникиУпомнили ее: