На следующий день, как небо предвещало,С утра поднялся шквал, упорный и немалый.Плетями вихрь хлестал валы нетерпеливо,Валя их кувырком и им косматя гривы.Команда видела, что положенье трудно.Волна, как скорлупу, подбрасывала судно.Крепился экипаж. Он знал — момент опасный.Спасенья не было, и было все напрасно.Вот черный смерч нашел, корабль в его капкане.Бьют молнии, слепит их частое сверканье.Удар в корму, еще удар, корма пробита.Пропало все, конец дырявому корыту!Обломки корабля плывут, куски обшивки,Всплывают мертвецы, плывут снастей обрывки.А где ж герой наш? Что предпринял Янош-воин,Когда в корабль вода вбежала из пробоин?Ведь смерть уже почти взяла его за горло,И вдруг спасенья длань судьба ему простерла.Все выше гребни волн, вода несет все выше.Он достает рукой край облака нависший.С какого-то в воде торчавшего осколкаНацелившись, поймал он облако за холкуИ полетел, вися на нем, покамест тучаНе врезалась концом в береговую кручу.Он на землю сошел. Упавши на колени,Вознес он господу за все благодаренье.Что клад его пропал, в том он не видел горя.Ведь главное, что сам не потонул он в море.Вот огляделся он: на выступе стремниныТень грифова гнезда висела над равниной.Заметив, что птенцов кормила птица злая,Подумал Янош: «Вот кого я оседлаю».К гнезду подкравшись, он негаданно-нежданноОдним прыжком вскочил на птицу-великана,Пришпорил хищника, и тот раскинул крылья,И горы и моря под ними вдаль поплыли.Его бы сбросил гриф на дно глубин отвесных,Когда бы сам в тисках не очутился тесных,Но Янош обхватил ему бока умело,И, воле вопреки, с ним птица вдаль летела.Бог знает сколько стран мелькнуло по дороге.Случайно солнце раз взошло на холм отлогийИ осветило вдруг внизу подъем неровный,И колокольни верх, и сельский двор церковный.Святые небеса! Он чуть не помешался.То был поселок их. Поселок приближалсяВсе ниже гриф летел. — его земля манила.Он все искал, где сесть, он выбился из силы.Вот опустился гриф усталый на пригорок.И витязь Янош слез скорей с его закорок.Он позабыл про все и, не простившись с птицей,Шел, глядя на село и церкви черепицы.«Без золота иду и не довез подарка,Но сердцем рвусь к тебе, — оно, как прежде, жарко!А это, Илушка, всех царств земных превыше.Сейчас увижу я тебя, сейчас услышу».Подобных мыслей полн, прошел он сельский выгон,Вдоль виноградников околицы достиг он.Бочонок прозвенел и въехал воз в ограду.Он понял: у сельчан дни сбора винограда.Навстречу ехали тяжелые подводы.Никто не узнавал чужого пешехода.Вот за угол он взял, где, по его расчетам,Шла к Илушке тропа, и подошел к воротам.Перехватило дух от первой же попыткиОткрыть затвор, рукой притронуться к калитке.С волненьем справившись и замираньем сердца,Шагнул он — и чужой народ, нашел за дверцей.«Я не туда попал, тут есть другая тропка», —Решил он, повернув опять дверную скобку.«Кого вы ищете?» — его в дверях светлицыСпросила новая какая-то жилица.Он отвечал кого. «О, милосердный боже!Простите, ваш загар, обветренная кожа,Я не узнала вас, — растерянно, негромкоИ вся смутясь, ему сказала незнакомка. —Прошу вас в дом. Зачем мы топчемся у входа?Я расскажу вам все, что было в эти годы».И, с гостем в дом войдя и севши у окошка,Так продолжала речь, помедливши немножко:«Неужто вы меня совсем не узнаёте?Девчурка, помните, боялась строгой тети?В те годы к Илушке ходили часто дети…»«Где Илушка сама, скорее мне ответьте!»«Где Илушка? — вздохнув и утерев слезинки,Переспросила эта женщина в косынке. —Что, дядя Янчи, мне сказать? Она в могиле.Не знали разве вы? Ее похоронили».Не рухнул на пол он затем, что слушал сидя.Поник он, ничего перед собой не видя,Но плакать он не мог. Прижавши к сердцу руку,Он как бы сдерживал нахлынувшую муку.Он долго так сидел, без всякого движенья,И тихо вдруг спросил, как после пробужденья:«Не замужем она? Нарочно, может, скрыли?Я б это предпочел. Чтоб только не в могиле.Я б увидал ее хоть раз еще единый,И сладкой стала б мне тогда моя кручина».Но не дождался он от женщины ответаИ вздрогнул, заключив, что, значит, правда это.