И он закрыл лицо, чтоб горя скрыть улики,И слезы полились рекой у горемыки.Разбилась вдребезги вся жизнь, вся раскололась.Он что-то говорил, и прерывался голос.«Зачем я не погиб в бою от вражьей силы?Зачем морская хлябь меня не поглотила?Зачем я в мир пришел? Имело ль смысл родиться,Чтоб это пережить и с этим примириться?»И стала боль сдавать, как бы собой пресытясь.«Скажите, — спрашивал крестьянку Янош-витязь, —Как померла она и по какой причине?»«От безутешных слез, от долгого унынья.Пока вас не было, ведь мачеха-ехиднаВогнала в гроб ее напраслиной обидной.Замучила совсем, на сиротинке ездя,Зато сама теперь и мается в возмездье.Все было Илушке без вас кругом постыло.И вам она свой вздох последний посвятила.Она шептала: «Вот я ухожу отсюда.Мой Янчика, не плачь, я там с тобою буду».Так перешла она в тот мир легко и просто.Народу много шло за гробом до погоста.Никто пройти не мог, не прослезившись, мимо.Все плакали — она в селе была любима».«Скажите, где ее покоятся останки?»«Пойдемте на могилу», — был ответ крестьянки.На кладбище, один, расставшись с провожатой,В безмолвье он упал лицом на холм покатый.Иные времена он вспоминал и сроки,Когда в ней все цвело, уста, глаза и щеки.Нет ничего теперь, все смерти вихрь развеял,Что он чрез жизнь пронес, что он в мечтах лелеял.Шло солнце на закат, румяня край дороги.Потом зарю сменил на небе серп двурогий.Безрадостно луна смотрела из тумана,Безрадостно он брел с могильного кургана.Но он вернулся вновь. Средь трав и повиликиРос на могиле куст — колючий розан дикий.Он ветку отломил и с думой невеселойЗасунул черенок за отворот камзола.«Из праха сироты ты вырос, цветик сирый, —Сказал он, — будь со мной в путях далеких мира.Я сохраню тебя в дороге кругосветной,Покамест не пробьет мой смертный час заветный».