Стихотворения. Рассказы. Гора

– Я знаю, что дни мои сочтены, но не сокрушаюсь об этом. И ты не страдай.

– Не буду, дорогой, не буду. Я ведь знаю, что счастье можно обрести не только в земной жизни.

– Верь, тетя, смерть кажется мне сладостной. Всматриваясь в темное небо, Джотин вдруг представил

себе свою Мони, облаченную в одежды смерти. Она – воплощение вечной Юности, она – Жена, она – Мать, она – сама Красота, сама Доброта. Как будто богиня Лакшми в знак благословения щедрой рукой рассыпала над ее головой звезды. Ему казалось, будто ночь откинула свое покрывало и они впервые увидели друг друга, как во время свадьбы. Взгляд Мони озарил непроглядную тьму вечной любовью. Его жена, его маленькая Мони, сегодня владычица мира. Она восседает на звездном троне, там, где встречаются жизнь и смерть. Сложив молитвенно руки, Джотин подумал: «Наконец-то исчезло покрывало, разделявшее нас. Ты причинила мне много страданий. Но на этот раз, любимая, ты не обманешь моих надежд».

4

– Мне тяжко, тетя, но не так, как это обычно бывает. Кажется, будто страдания отделяются от меня. До сих пор они, как груженая лодка, были связаны с кораблем моей жизни, а сегодня эта связь оборвалась, и лодка унесла далеко в море все мои страдания. Я вижу эту лодку, но мне нет дела до нее. Вот уже два дня, как я не видел Мони.

– Положить тебе под спину еще подушку, Джотин?

– Мне кажется, что Мони тоже далеко от меня.

– Джотин, выпей гранатового сока, у тебя пересохло во рту.

– Вчера я написал завещание. Я не показывал его тебе?

– А зачем показывать?

– Я остался сиротой. Это ты вырастила меня. Поэтому я хотел…

– Как можешь ты так говорить? У меня ничего не было, кроме этого дома и кое-каких вещей. Все остальное нажил ты сам.

– Но этот дом…

– Да и он уже не мой. Ты столько всего здесь понастроил!

– В душе Мони тебя очень…

– Разве я этого не знаю? Ложись-ка спать.

– Я все завещал Мони, но что принадлежит тебе, твоим и останется, тетя, чтобы она никогда не могла тебя попрекнуть.

– Зачем же ты тогда об этом думаешь?

– Я всем обязан тебе, и, когда ты увидишь мое завещание, не подумай…

– Что ты, Джотин. Разве я такая злая? Если ты счастлив оттого, что завещаешь все Мони, то я счастлива вдвойне.

– Но и тебе я тоже…

– Послушай, Джотин, я могу рассердиться. Ты хочешь, чтобы деньги помогли мне забыть тебя.

– Ничего более ценного, чем деньги…

– Уже оставил, Джотин, много оставил. Ты заполнил собою мой пустой дом. Это счастье всей моей жизни, и больше мне ничего не нужно. Если даже я лишусь всего, то не стану роптать. Дом, имущество, лошадей, землю – все отдай Мони. Мне самой с этим не справиться.

– Ты скромна в своих желаниях, а Мони молода, поэтому…

– Не говори так, Джотин, не говори! Ты можешь оставить ей все богатство, но радости…

– Почему оно не принесет ей радости?

– Не принесет. Я знаю. Она вся высохнет от горя, свет будет ей не мил.

Джотин лежал молча, размышляя, видимо, над тем, правда это или неправда, счастье или горе, что после его смерти мир для Мони потеряет всякую прелесть. Звезды как будто шептали ему: «Все это правда. Мы наблюдаем уже тысячи лет, все в этом мире – суета, все – ложь».

С глубоким вздохом Джотин наконец промолвил:

– Мы не можем оставить после себя то, что имеет действительную ценность.

– Разве мало ты ей оставляешь, кроме денег и богатства? Неужели она не оценит этого? Пусть бог услышит мои молитвы, пусть вразумит ее.

– Дай мне еще сока. Я что-то не помню, приходила вчера Мони?

– Приходила, но ты спал. Она долго сидела у твоего изголовья и обмахивала тебя опахалом. Потом отнесла в стирку твое белье.

– Просто удивительно! Кажется, именно в это время мне снилось, будто Мони хочет войти в мою комнату и никак не может открыть дверь. По-моему, тетя, вы напрасно не пускаете ее сюда. Мони не перенесет моей неожиданной смерти, пусть лучше она видит, как я умираю.

– Дорогой, накрой шалью ноги, они у тебя совсем холодные.

– Не люблю, когда меня укрывают.

– А знаешь, Джотин, эту шаль связала для тебя Мони. Вязала по ночам и только вчера кончила.

Джотин взял шаль, слегка помял ее и подумал, что она такая же мягкая и нежная, как душа Мони. Она ночами, думая о нем, вязала эту шаль, в нее она вложила всю свою любовь, к ней прикасались нежные пальцы Мони. И когда тетя укрыла его шалью, он представил себе, что это сама Мони, не смыкая глаз ночами, согревает его.

– Послушай, ведь Мони не умела вязать. Ей это не нравилось.

– Стоит только захотеть, быстро выучишься. Я показала ей, как это делается. Вначале у нее не получалось, то и дело спускались петли.

– Подумаешь, петли. Не на парижскую же выставку нам посылать эту шаль, а укрываться – и так сойдет.

Джотину было очень приятно, что Мони много раз ошибалась. Бедная беспомощная Мони не умеет вязать, но терпеливо работает каждую ночь. Картина, которую он представил себе, наполнила его сердце жалостью и нежностью. И он снова помял пальцами шаль.

– Где доктор, внизу?

– Да, Джотин. Он будет ночевать у нас.