Стирая границы

Сделав глубокий вздох, Далила достает открытое письмо из кармана и протягивает его бабушке. Женщина только бросает на него взгляд, и выражение ее лица становится таким же, как у Далилы. Они разговаривают на испанском, поэтому я понятия не имею, о чем они говорят, но что-то из сказанного расстраивает Далилу так сильно, что она не выдерживает и к ее глазам подступают слезы.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Далила поднимает на меня взгляд, и слезы текут по ее щекам.

– Она сказала, что мой отец был замешан в каком-то теневом бизнесе, не связанным с судебными делами. Когда она спросила его об этом, он не стал отрицать. Мой отец не лучше своих клиентов.

В порыве эмоций Далила отталкивает стул и выбегает.

Я собираюсь пойти за ней, когда абуэла Кармела касается моей руки. Она показывает на себя. Она хочет, чтобы я остался здесь, пока она поговорит с внучкой.

Я выглядываю из окна гостиной и вижу, что Далила сидит на земле, положив голову на руки. Бабушка потирает ее спину, успокаивая. Часть меня хочет выбежать, встать перед девушкой на колени и сказать, что я буду ее героем, который защитит ее от всего.

Я больше не могу врать себе. Далила мне очень дорога. Больше, чем должна быть, и больше, чем я хотел бы.

Двадцать восьмая глава

Далила

Все это выводит меня из себя, а правда об участии отца в нелегальной деятельности картелей становится слишком реальной. Абуэла Кармела гладит меня по спине и убеждает, что все будет хорошо.

Но не будет.

Она берет меня за руку и рассказывает, как в ее времена все усердно работали, чтобы у них на столе была еда и не приходилось покупать продукты у других. Но дело не только в этом. Она заметила, что люди, с которыми работал и общался папа, были против всего, во что верила она. Папа сказал, что он делает то, что должен, а ей стоит заняться своими делами. С тех пор абуэла Кармела не появлялась в «Ла Хоя де Сандоваль».

Сама стыдясь своих слов, я спрашиваю, не думает ли она, что папа связан с новым картелем «Лос Рейес дель Норте».

– Ojalá supiera^[79], – говорит она, и грусть омрачает ее доброе лицо.

Она не знает.

Но я вижу, она подозревает, что он еще сильнее ввязывается во все это.

– Aveces es mejor ser ignorante^[80], mija.

Иногда, может, лучше и не знать, но я не хочу отводить глаза и притворяться, что вокруг меня не происходит ничего такого.

– Мы можем поговорить?

Я поворачиваюсь к Райану, стоящему позади меня, и быстро вытираю слезы, бегущие по щекам.

– Конечно.

Абуэла Кармела возвращается в дом, советуя мне положиться на него. Она оставляет нас одних, хотя мне не хочется разговаривать.

Райан протягивает руку. Я хмурюсь, уставившись на нее.

– Чего ты хочешь?

– Возьми меня за руку, – говорит он. Когда я так и поступаю, то ощущаю тепло и силу его прикосновения, пока он поднимает меня на ноги. – Пройдемся.

Я вытираю слезы свободной рукой, ненавидя это ощущение одиночества.

– Думаю, тебе лучше держаться подальше от меня, Райан. Очень-очень далеко.

– Ну, этого не произойдет, Далила. Просто пройдись со мной.

Он ведет меня за руку от дома абуэлы Кармелы. Мы идем пару минут, пробираясь через холмистую, покрытую травой землю с выпирающими ростками, которая всегда помогала мне чувствовать себя свободной и живой.

– Мне жаль, что ты расстроена, – наконец говорит он, пиная камень, который катится по дорожке из булыжника, ведущей к сараю.

Беспокойство из-за отца слишком ощутимое и всепоглощающее.

Он останавливается и поворачивается ко мне.

– Я с тобой, ты знаешь.

– Нет, не со мной. Я одна. Ты сам сказал, что мы не можем быть вместе и тебе нужно сосредоточиться на боксе.

– Я думал, что нельзя иметь и то и другое. – Он делает глубокий вдох. – Ты должна понять, что я был бесчувственным очень долго, Далила. И я лишь хотел доказать, что хоть в чем-то хорош, чтобы моя мама любила меня и не жалела, что я родился. Но, когда я увидел, как ты плачешь, что-то во мне проснулось. – Он сглотнул. – Что, если мы будем вместе?

Мой желудок переворачивается.

– Ты серьезно? Как же бокс? Я думала…

– Я справлюсь и с тем, и с другим, – говорит он решительно. – Просто… будь честна со мной. Всегда.

Проблема в том, что у меня есть секреты, которыми я не могу с ним поделиться. Я и так рассказала ему слишком многое. Вдруг он решит, что от меня чересчур много проблем, если я открою ему, что отец, возможно, не просто связан с картелем, а уже стал наркобароном Эль Фуэго? Его связи с Сантьяго Вега и следователи, вышедшие из нашего дома с чемоданчиком – намек на то, что он может быть виновен. А теперь моя бабушка рассказала мне, что у него были какие-то темные дела.

Но я веду себя эгоистично и отвечаю:

– Я хочу, чтобы и ты был честным со мной, Райан. – Мне больно, что я не могу открыть ему всю правду.

– Так и будет. – Он посылает мне легкую улыбку. – Если быть честным, то от тех жареных штучек с говядиной, приготовленных твоей бабушкой, можно просто стать зависимым. Положи их на мою могилу в День Мертвых. Я тренируюсь и не должен есть ничего жареного.