Стив Роджерс и его волкопес (ЛП)

– Выходит, теперь ты будешь моим псом, американец. Либо ты порождаешь суперсолдат и оборотней для ГИДРы, либо…

Сержант рванулся вперед, и лишь тот факт, что у Шмидта тоже были суперспособности, избавил того от участи лишиться головы, а то и половины туловища.

– Ты будешь наш, – прорычал Шмидт на прощание. – Это неотвратимо!

Да как скажешь.

Основная проблема с ненавистью заключалась в том, что со временем она превращается в скуку.

Сержант лежал в клетке, которую не покидал с тех пор, как его заволокли сюда с помощью цепей и электрошокеров. Некоторое время в смежную клетку приводили добровольцев, а потом поднимали загородку.

Вопреки надеждам Шмидта он разрывал всех на куски. Вскоре добровольцы закончились, сменившись заключенными из местных концентрационных лагерей, однако их участь была такой же, как у добровольцев. Он упивался кровью и смертью.

А так Сержант скучал, лежа в жидкой тени клетки в чудесный весенний день, и следил, как по небу плывут облака. Люди были вне поля зрения и осязания, в лесу пели птицы. Он чувствовал такое умиротворение, какого давно не ощущал.

Возле прутьев появилась бабочка. Порывом ветерка ее втолкнуло в клетку, где она запорхала над лицом монстра. Он лениво щелкнул челюстями, но промазал, и она приземлилась на кончик его носа, медленно поводя крылышками.

Он замер, скосив глаза в… благоговении? Красивая, хрупкая, невинная, бабочка была в сантиметрах от смерти и ничуть его не боялась.

И что-то в этой нежности побороло гнев монстра. Гнев не исчез напрочь. Гнев оборотня не может исчезнуть, но он как-то угас, и к Сержанту пришла первая, кажется, за несколько месяцев мысль, которая принадлежала именно ему.

Что я наделал?

Его обуял абсолютный ужас. Он был самым худшим из монстров, убийцей, страшнее, чем Шмидт, Зола, любой нацист или гидровский прихвостень. Он не был человеком. Он больше не заслуживал быть человеком. Он оказался слишком слаб, чтобы цепляться за свою человечность.

Господи! Что же делать?

Надо было отсюда выбираться, пока они не придумали, как с его помощью сделать еще одного оборотня или тысячи. Пока они не взяли его кровь и не выяснили, как создать больше суперсолдат и выиграть войну. Собственная участь была ему не важна, он не надеялся, что когда-либо сможет себя простить, но он должен был выбраться. Как угодно.

Но как?

Бабочка, вспорхнув с его носа, вылетела между прутьями клетки и исчезла в полях, расстилающихся за волчьей ямой. Но он не мог просто последовать за ней. Расстояние между прутьями было слишком мало – туда не пролез бы ни оборотень, ни человек. Ему надо было стать чем-то меньше и тоньше.

Сержант точно не знал, на что способен. До этого все получалось на инстинктах, он даже не стал превращаться обратно. Не то чтобы ему хотелось. В любом случае, он потерял право называться человеком.

И тогда Сержант выбрал другой путь. Не к человеку. Не к оборотню. К волку. К чистому зверю, который, должно быть, скрывался за чудовищем и оставался единственной невинной его частью.

Это было сложно, процесс причинял дикую боль, но он этого заслуживал, подогреваемый мыслью о том, что произойдет, если он не сбежит. Он упал на четвереньки, пальцы укорачивались, кости сдвигались, становясь если не меньше, то тоньше, череп сузился, а грудная клетка вытянулась. Превратившись в черного голубоглазого волка, Сержант протиснулся между прутьями. Нос и уши атаковали сильные с непривычки запахи и звуки, недоступные оборотню, а зрение сделалось почти черно-белым.

Нетвердо держась на ногах с непривычки, солдат, которого Красный Череп называл американским псом, ринулся вон и исчез в лесу.

Глава 23

Никуда конкретно не направляясь, он прибежал к лагерю 107-го полка.

Он туда не собирался, но каким-то образом, даже не думая, попал. Волку это хорошо удавалось – не думать. Не то чтобы он не мог. Да, вокруг была куча отвлекающих факторов, на которые он обычно не обращал внимания. Он проводил дни, все обнюхивая, задирая лапу на добрую половину того, что обнюхивал, и преследуя все, что напоминало белку.

В этом была прорва умиротворения.

И выйти из леса на край лагеря оказалось шоком. Он, разумеется, почуял лагерь заранее, но еще не научился как следует разбирать, что обозначает тот или иной запах, и понятия не имел, где находится. И теперь он узнал и палатки, и более внушительные постройки, вроде столовой и штаба. Повсюду стояли джипы, была даже парочка танков.

А еще по лагерю сновали люди, и Сержант взвизгнул, узнав некоторых. Солдаты из 107-го, с которыми он ходил в бой – все они занимались обычной работой, а между делом развлекались, курили, спорили и смеялись.

Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как он видел их в последний раз (хотя, по сути, жизнь и прошла), и он стоял, незамеченный, в кустах и смотрел с каким-то ощущением потери на сердце.

Через секунду в груди у него екнуло: из-за палатки вышел Дум-Дум с людьми, которые были в одной клетке с ним и Сержантом, прежде чем Сержанта уволокли в ад, где он и пребывал до сих пор.