Стивен Эриксон Падение Света (СИ)

Смотри же, мать, как я устраиваю день освобождения".

Он ощутил ее ужас.

Но она не отступила, взор остался твердым и видел всё: как он пустился в путь, хватая силу и создавая благословение покоя, от коего не ускользнуть никому. Последователи шли позади, а перед ним ожесточенные мужчины женщины - скрытные и алчные лица, глаза как ножи, рубцы тяжкого труда - дрожали и падали на колени, закрывая лица. Все тревоги, все душевные борения на краткий миг утихли. У многих, видел проходивший по переулкам Эндест, дарованное отпущение вызвало слезы - не горя и не радости даже, но обычного облегчения.

Он шел между ними как лекарство, донося дары бесчувствия, раздавая каждому благословление внутренней тишины.

Привязанные козы, куры в корзинах, крошечные элайнты в высоких проволочных клетках. Летучие мыши, что бьются в деревянных ящиках, привязанные за ногу зайцы- они рвут себе жилы, снова и снова подпрыгивая в воздух - мычащие мириды, ласковые щенки, снова птицы и визгливые мартышки с юга -Эндест Силанн открывал каждую дверцу, разрезал веревки и, шепнув: - Домой! - отпускал всех тварей. "Домой, к матерям. К стаям и стадам, в леса и джунгли. Домой во имя простого правосудия, простого обещания".

На него набрасывались в ярости, только чтобы испытать исчезновение страстей. Благословение поглощало их и превращало раненые души во что-то маленькое, в то, что можно унести в колыбели лелеющих ладоней.

Любая смерть стала предметом спора: он проходил мимо длинных столов, и снулая рыба вдруг начинала биться, раздувая жабры и сверкая глазами. Одним движением руки он отослал рыбу. "Сегодня мир возвращается к нетронутости. Сегодня я замораживаю время, даруя свободу жить во мгновении, между вздохом и выдохом. Дарую крошку покоя".

Мать Тьма следила за ним, шагающим сквозь хаос, разоряющим рынок, уносящим пищу, отвергающим нужды голодных. Следила, ибо не могла более ничего сделать, ибо глаза ее были в ранах на ладонях, а раны не моргают.

Магия оказалась вором весьма многого... Эндест Силанн вдруг замер на середине площади. За ним портал вел на Зимний рынок, под полотнищами чьи -то рты выли от горя, а день угасал, сдаваясь сумеркам.

На площади сидел дракон такой огромный и такой близкий, что разум священника почти помутился. Его чешуя была охряно-золотой с алыми краями, оттенок становился бронзовым на шее и горле. Черные когти глубоко вонзились в мощеную землю. Крылья были сложены за горбатыми плечами, тварь опустила тяжелый клин головы, устремив на священника горящие золотом глаза.

Дракон заговорил в разуме женским голосом: "Возвращаетесь к нам, смертные?"

Он не мог разлепить губ. Опустил глаза на руки, видя, что ладони подняты и повернуты в сторону рептилии. Она видела. Она присутствовала.

"Ты дал ей тот же покой, смертный. То же проклятие. Как и те, что за твоей спиной, она страдает от потерь" . Громада головы чуть пошевелилась. "Но тебе и в голову не приходило, верно? Дар... и его обратная сторона. По твоим следам, Тисте, тысячи смертных охвачены отчаянием. Я притянута сюда - твое рвение стало маяком, твоя магия - ужасным цветком в темном и опасном лесу.

Ты потерял себя, смертный. Ты не остановился бы. Забрал бы весь город и, может быть, всю вашу страну".

- А если бы так? - сказал Эндест спокойно, без вызова, честно выдавая удивление и страх.

"Твой дар покоя, смертный, не таков, каким ты его представляешь. Мгновения мира были не благословением. Конец жизненных терзаний имеет лишь одно название: смерть. Конец страданий и, увы, конец радостей и любви, утрата сладости бытия".

- Это не была смерть! Я отослал животных назад!

"Избыток силы пробуждает инстинкт, диктующий восстановление баланса. На каждую смерть, тобою причиненную, ты воскресил какую-то жизнь. Но магия соблазняет, верно? Бойся ее лести. Слишком часто благословение становится проклятием".