Эндест вытянул руки, видя, как спадают бинты, влажными полосами скользя по предплечьям. Ощущая, как кровь течет и капает с ладоней.
Торговцы попятились.
- Если бы, - произнес Эндест Силанн, - вы дали ей причину сражаться. - Оглянувшись, он встретил взор ближайшего аколита. - Заберите клетки в Цитадель. Все. - Снова посмотрел на торговца, качая головой: - Вы здесь последний раз. Вам заплатят за птиц, но больше - никогда. Отныне именем Матери Тьмы ловля и продажа диких животных запрещается.
Раздались крики негодования. Торговец оскалился: - Солдат за мной пошлешь? Я не принимаю...
- Нет, нет. Понимаю вас, господин, понимаю, какое наслаждение вы получали, собирая то, чего не чувствуете и не надеетесь почувствовать.
- У Матери Тьмы нет силы - все знают! А ваши солдаты... совсем скоро с ними разберется Урусандер!
- Вы не поняли, - сказал Эндест и, говоря, осознал, что его не понимает и Мать Тьма. -Утром я вышел в город в поисках достоинства. Но не смог найти. Оно спрятано за стенами или, наверное, в интимных моментах. - Он качал головой. - Так или иначе, я ошибся в поисках. Смертный не может видеть достоинство, лишь чувствовать.
Кто-то проталкивался через толпу навстречу Эндесту Силанну. Жрец видел вокруг него клубы волшебной силы.
Продавец птиц просиял при виде незнакомца. - Криба! Ты слышал? Меня приговорил лучший покупатель! Мне навек запрещено торговать мерзкими тварями! Ах, не будь тут дерзких его поклонников, я свернул бы шеи всем птицам из чистого злорадства!
Криба предостерегающе кивнул Эндесту. - Прочь, дурак. Это коммерция, а не вера. Разные законы, разные правила.
Не сомневаюсь, - согласился Эндест. - Владеете магией, сир. Но я нашел свою, магию достоинства. Неразумно было бы бросать ей вызов.
Мужчина со вздохом покачал головой: - Пусть так, - и выбросил правую руку. Вспыхнула дуга ядовитого света, врезавшись в грудь Эндеста Силанна.
Он ощутил: сила разрывает тело, бежит по суставам, кипит в грудной клетке и - пропадает, словно поглощенная водоворотом.
Криба смотрел в недоумении.
- Почему вы решили, господин, что гнев, агрессия и гордыня могут победить достоинство?
Криба воздел обе руки...
Сотни клеток распахнулись. Птицы вылетели кружащейся массой и ринулись к Крибе. Вопли были быстро заглушены шелестом крыльев.
Служки позади Эндеста как один пали на колени. Толпа разбегалась от бешено суетившихся существ, бросивших вызов самим понятиям об "имуществе" и "хозяевах". Продавец присел на землю, пряча лицо в ладонях.
Миг спустя туча взвилась над полотняными навесами, столбом улетая в небо. Эндест ощущал, что они несутся на юг - яркими искрами радости.
На месте, где стоял Криба, не оказалось даже клочка одежды.
Торговец поднял голову. - Где Криба?
- Ему дан второй шанс, - ответствовал Эндест. - Нежданный дар. Похоже, моя магия наделена нежданными глубинами милосердия. Думаю, теперь они носят его душу. Ну, скорее обрывочки...
- Убит!
- Честно говоря, я очень удивлен, что они растерзали не тебя.
Пошатнувшись, продавец птиц - кожа вдруг стала скорее серой, нежели черной - отвернулся и бежал вглубь проходов под навесами.
Эндест Силанн оглянулся на своих прихвостней. - Что вы можете извлечь из случившегося? - вопросил он коленопреклоненную толпу. - Нечто не вполне логичное. Внутреннее волшебство отвергает давление мое и ваше. Она может подниматься из Терондая или истекать из самой земли. Может нестись на потоках дыхания зимы или клубиться под речным льдом. Может быть, оно соединяет звезды и перекидывает мосты над пропастью меж миром живых и мертвых. - Он пошевелил плечами. - Оно приходит лишенным оттенка, готовым к использованию и в дурных, и в морально чистых целях. Оно подобно сырой глине из рудника. Ожидает примеси наших несовершенств, броска ладонью на круг гончарного колеса, глазури наших ошибок и печи нашего гнева. Сегодня я действовал не во имя Матери. Я действовал во имя достоинства. - Он помедлил и закончил: - Так что встаньте и внемлите мне. Я лишь начал.
Эндест повернулся лицом к чреву Зимнего рынка: его толпам, частным заботам, скрытым страхам и тревогам, едва сдерживаемому напряжению жизни. Казалось, всё пред ним бурлит от щедрой щепоти дрожжей. И он различил в сыром тесте боль пленения зверей, предназначенных на убой; даже рассыпанные на лотках клубни источали слабую тоску о покинутой почве.