Сто чудес

В любом случае, причина его смерти – принуждение поступить так, как он не мог. Мне кажется, он был на пределе и, если бы на него не оказывали давления, он бы выжил: СС отослали бы его обратно в барак вместе с врачами. А согласись он подать сигнал к бунту, погибли бы все: и доктора, и моя подруга Зузана, которые уцелели благодаря вмешательству Менгеле. И мы тоже.

В тот день спасением своей жизни я вновь была обязана Фреди Хиршу.

* * *

Бедный Фреди, я до сих пор скорблю по нему. Он был настоящим источником света. Он заменил мне умершего отца, и именно от него зависели условия моего существования в лагерях, именно он на меня влиял.

Мы все научились у Фреди сохранять надежду, научились воскрешать себя из мертвых, когда, кажется, все кончено. Человек способен жить, пока искра надежды теплится в душе. Фреди обладал сильным этическим чувством, но его собственная семья, ортодоксальные иудеи, отвернулись от него из-за его сексуальности. Он не был распутен и, оставаясь пуританином, боролся со своей природой, а его друзья пытались ему помочь. Он даже пробовал встречаться с девушками, которых они ему навязывали, но из этого ничего не вышло. В итоге он завел бойфренда, который находился вместе с ним в Терезине, пока не встретил одну девушку и не женился на ней. В Освенциме у Фреди появился новый постоянный друг, остававшийся с Фреди до самой смерти.

Все в лагерях знали его секрет, и я слышала кое-что в Терезине. Я не вполне понимала, кто такие гомосексуалисты, но я спросила отца насчет Фреди, и он ответил: «Не думай об этом. Ему ты можешь довериться, он хороший человек».

Родственникам следовало бы гордиться Фреди Хиршем, в лагерях он был носителем духа нравственности. Именно Фреди учил меня не лгать, не жульничать, не воровать, и это там, где человека могли убить за кусок хлеба или ложку супа. Он подавал пример преданной дружбы и терпимости. И он, человек идейный, создавал для нас другой мир, отделенный от ужаса, мир, где не потеряли своего значения человечность и порядочность.

Я помню, что однажды в детский барак доставили дополнительный хлеб, и кое-что осталось несъеденным. Хотя я терзалась голодом, я не притронулась к этим остаткам, а пришла с ними к Фреди и спросила, как поступить. Он ответил: «Ты и забирай его, Зузана, раз ты порядочная девушка».

В устах Фреди это была высшая похвала.

После того как я снялась в документальном фильме о Фреди, один человек, который ребенком попал в лагерь, а теперь жил в США, написал мне, что он раздавал суп в детском бараке и иногда от голода облизывал ложку. Фреди подошел к нему и сказал: «Ты сам знаешь, тебе не следовало так делать, и отныне, я думаю, облизывать ее будет кто-то другой». Этот человек полагал, что не все обстояло так уж прекрасно. Но нас, из детского барака, выжило приблизительно на тридцать процентов больше, чем в среднем по Освенциму, потому что правила были другими.

Годы спустя после смерти Фреди коммунисты попытались разрушить легенду о нем и дали ход в государственной печати мерзким статьям, посвященным Фреди Хиршу. Его обвиняли, во-первых, в том, что он был геем, во-вторых, в том, что он был немцем. Авторы заявляли, что он сотрудничал с нацистами, указывая на тот факт, что он обучал детей немецким словам и песням, хотя он делал это для того, чтобы отстоять и поддержать само существование детского приюта. Он не сотрудничал. И он был немцем, говорил на очень хорошем немецком, отличался такими утонченными манерами, что нацисты доверяли ему и уважали его. Он открыто выражал презрение к ним, но при этом мог добиться от них того, чего не добился бы никто другой. Он договаривался, а не сотрудничал.

Прежде ревностный сионист, в Освенциме Фреди поменял воззрения. Этот красивый молодой человек, великолепный оратор, способный двигать массами, постепенно отошел от сионистских взглядов. И, более того, он увел за собой в сторону и меня, и многих других.

Как-то раз он собрал всех подростков, выживших из числа членов «Маккаби», и сказал:

– Посмотрите на этих людей в лагере с обритыми головами и в тюремной одежде. Вы отличите богатого от бедного, сиониста от коммуниста? Вы знаете, кто каких политических воззрений? Нет. Это просто мужчины и женщины, и каждый столь же жалок и несчастен, как любой другой. Я больше не сионист. Я больше не вмешиваюсь в политику и никогда не вступлю ни в какую партию. Я гуманист. Гуманизм – единственное верное мировоззрение, как считал Масарик. Если я вернусь к нормальной жизни, я поеду в Прагу изучать Масарика. И то же самое советую и вам.

На меня произвела огромное впечатление мысль о том, что мы не знаем, кто к какому народу и классу принадлежит и что это безразлично.

Я сохранила в памяти мудрые слова Фреди на всю жизнь и применила их на практике, решив не присоединяться ни к какой политической партии. Это решение имело для меня серьезные последствия потом.

9. Париж, 1965