Сто чудес

Меня уже показывали несколько раз по телевизору, но, когда я получила статус международной знаменитости, приглашать в студию меня начали чаще. Мне даже предложили принять участие в серии программ, посвященных значению Баха, что включало в себя и разыскания, касающиеся его жизни, и людей разных классов, страстно любящих его музыку, на экране. Мне это нравилось, потому что обычные люди признавались мне: когда они впервые встретились с Бахом, заглянув в церковь или придя в концертный зал, – это изменило для них мир. Один мужчина сказал:

– Я точно услышал голос свыше, поведавший мне, что Баха будут играть в церкви всегда.

Среди прочих знаков престижа я получала оплату в чеках Tuzex. На них покупались товары в особых магазинах Tuzex, где продавались дефицитные одежда, алкоголь и сигареты. Мы пользовались чеками, но в основном откладывали деньги на покупку машины. На это ушли долгие годы.

Сперва меня не хотели выпускать за рубеж, но пару раз все же разрешили выехать с Йозефом Суком, и ни он, ни я не знали, почему в одних случаях нам отказали в визе, а в других – нет. Через какое-то время я встретила знакомого, влиятельного коммуниста, и он сообщил:

– К счастью, мы решили твою проблему.

– Мою проблему? – удивилась я.

В ответ удивился уже он:

– А ты не знаешь? Было заседание Центрального комитета, и кто-то предложил не пускать тебя больше за рубеж, потому что ты не член партии, твои выступления финансируют капиталисты и вся твоя слава – всего лишь продукт западной пропаганды. Предложили, чтобы комитет поддержал другой дуэт скрипача и пианиста. Но потом кто-то спросил: «А стоит ли идти на такой скандал?» И все решили, что не стоит.

В комитете понимали, что на Западе зададут слишком много вопросов, если нам внезапно запретят выезжать. К тому же им нужны были наши деньги, наш международный престиж, и они позволили по-прежнему гастролировать, но все же чувствовали потребность как-то наказать за связь с подрывными элементами за границей. И постановили, что мы не должны играть на водных курортах. Другого наказания придумать не смогли.

«Нормализация» проходила медленно, и новый директор «Прагоконцерта» руководил отделом классической музыки неплохо, принимал от моего имени приглашения. Я вела мастер-класс в Цюрихе для известных музыкантов, а оттуда могла поехать куда-то еще, например на летний фестиваль в немецком Швецингене в 1971 году, где выступала вместе с Яношем Старкером, венгерским виолончелистом. Было весело, потому что Янош отлично шутил. После фестиваля я переоделась к ужину, но из обуви пришлось надевать золотистые концертные туфли, потому что обычные я оставила в запертом замке. На следующий день я давала мастер-класс. В дверях появился Янош с туфлями в руках и, подмигнув, сказал:

– Зузана, ты позабыла это прошлой ночью.

Раздался общий смех.

В руках директора «Прагоконцерта» я была словно марионетка, он звонил и говорил: «Ты летишь в Армению на три недели, с такого-то числа по такое-то». Как правило, мне выбирать не приходилось, но все же кое-куда я не хотела ехать. Когда в 1970 году меня отправляли в Турцию, Виктор неожиданно вмешался:

– В Турции эпидемия холеры. Я позвоню в дирекцию и скажу им, что ты туда не поедешь.

Однако результат оказался неожиданным.

– Ну что ж, хорошо, – согласились в дирекции. – В таком случае она едет в Иран.

Я прилетела в Тегеран, когда еще правил шах, а не аятолла Хомейни. Прекрасный город, немного напоминавший Париж, полный элегантно одетых женщин и дорогих машин. Представитель чешского посольства вручил мне огромный букет, ко мне все относились очень любезно. Я надеялась, что никогда не попаду туда вновь.

Пражская академия предложила мне должность ассистента преподавателя, но без какой-либо учебной деятельности, потому что клавесин как отдельный предмет еще не изучался. Поэтому, когда Братиславская академия музыки позвала меня преподавать, я предпочла ездить туда на ночном поезде и проводить занятия один день в несколько недель. Это продолжалось пять лет, пока меня не сменил мой ассистент, но словаки были очень добры и пообещали, что в Братиславе для меня всегда найдется местечко.

Еще меня постоянно звали на Баховскую неделю в немецком Ансбахе, относительно новый фестиваль, проводившийся тогда клавесинистом и дирижером Карлом Рихтером. Я играла там все, от «Гольдберговских вариаций» и «Бранденбургских концертов» до «Хорошо темперированного клавира» и «Инвенции № 1 в до мажоре». После этого я получала приглашения из разных стран, на баховские и другие фестивали в Лейпциге, Гейдельберге, Франкфурте, Бате и Орегоне и в СССР, и за все хорошо платили.