Многие другие убийцы также утверждали, что участвовали в резне не по своей воле, а из страха перед репрессиями со стороны властей. «Указание сверху, – сообщает Франсуа-Ксавье Сибомана, крестьянин из Кибунго, – было передано местным руководителям, <коммунальным> советникам. Эти советники имели списки тутси, которых следовало убить. Они просто организовали своих подчиненных. Главари <правящей> партии и милиции собрали всех мужчин деревни. Нам сказали, что у нас есть задача. Нам дали список людей, которых следовало убить. Если нам встречался кто-то из этого списка, мы должны были убить его»[669]
. «Я убивал, – объясняет он, – потому что меня заставили. Либо я должен был делать это, либо убили бы меня самого. Многих убили за то, что они отказались убивать. <…> Мы должны были являться лично. Мы убили несколько человек, но совместно. <…> Я знал некоторых из них. Они были соседями. <…> <Мой зять> не заслуживал смерти. Он был старым человеком. Мы расправились с ним дома: вытащили из спальни и убили в гостиной. Эмманюэль ударил его первым. Он был предводителем милиции. <…> Что касается меня, то я стоял и смотрел. Я ничего не мог сделать»[670]. «Мой начальник, – заявил журналистам и французским военным один полицейский в Ньягурати, – послал меня сюда как раз для этого (уничтожения “сообщников” РПФ. –Третья причина – давление со стороны отрядов убийц, прибывших из других коммун. В большинстве случаев эти «чужаки» действовали с помощью уговоров. Так, 18 апреля группа отставных военных в гражданской одежде проникла в коммуну Ньярухенгери на юге Бутаре, чтобы побудить хуту напасть на тутси, находившихся на блокпосту у церкви Канси. Сначала хуту колебались, но затем они начали бросать камни в тутси[675]
. Иногда, однако, участники геноцида утверждали, что «чужаки» принудили их следовать за собой силой. Жюлиана Мучангвайя, жительница деревни недалеко от Гахини на северо-западе Кибунго и мать шестерых детей, рассказала американскому радиожурналисту Майклу Сколеру, что в ее сектор явились интерахамве с соседнего холма во главе со своим бургомист ром и с оружием. Сначала они взяли ее мужа и других мужчин хуту, чтобы те помогли им убивать тутси, а затем стали брать и женщин и раздавать им мачете. «Почему же вы пошли?» – спросил ее Сколер. «Они, – ответила Жюлиана, – угрожали нам. Они даже били нас. Интерхамве даже убили моего ребенка, которого я несла на спине. Они ударили его рукояткой пистолета… Убив его, они заставили нас пойти туда, где они собрали группу людей (тутси. –Однако большинство признаний участников массовых убийств относится к периоду, когда геноцид уже завершился, и многие из них оказались или в руандийских тюрьмах, или под угрозой судебного преследования. Утверждения о том, что простые хуту были вынуждены убивать тутси, потому что их заставляли делать это местные власти или банды пришедших из других коммун убийц, опровергаются другими свидетельствами. «Единственное, что я знаю, – говорит одна хуту, бывшая замужем за тутси, – так это то, что я видела людей, вооруженных мачете, копьями, дубинами и другим оружием, и за ними не шел никакой солдат, и никакой бургомистр не отдавал приказы. Я не знаю никого, кого заставили делать это. Мой отец не участвовал в убийстве людей, захвате чужих коров или грабеже. И с ним ничего не случилось»[677]
.Организаторы резни пытались возложить вину за нее на РПФ. «Все, что случилось в Руанде, – утверждал Робер Кажуга, – вина РПФ. Мы только защищали себя. Международное сообщество этого не понимает. Это война против тутси, потому что они хотят захватить власть, а нас, хуту, гораздо больше. Большинство тутси поддерживает РПФ, поэтому они сражаются и они убивают»[678]
. Именно в этих терминах мыслили и остальные убийцы. Полицейский из Ньягурати заявил французам: «Все это – вина тутси. Они были убиты, потому что они – сообщники мятежников. Это известно. Вот почему мы их убиваем»[679].