Сто историй любви Джульетты

И все же я встретила человека, который выглядит точь-в-точь как тот, кого я нарисовала в воображении, и это заслуживает расследования, тем более что я все равно застряла на несколько дней в его доме.

Конечно, прежняя Элен не стала бы ничего предпринимать. А я начинаю действовать. Я должна докопаться до сути.

Может, он тоже откроется, если я ему все расскажу? Чем черт не шутит: вдруг он знает тайну, которая предоставит возможность собрать воедино все мои истории? Разумеется, это маловероятно – как, впрочем, и придуманный мальчик, которого я заставила играть Ромео в школьном спектакле. Я написала о нем кучу рассказов – и столкнулась с ним, настоящим, в крошечной рыбацкой деревушке, куда приехала за творческим вдохновением.

Кто знает, не найдется ли у всей этой ситуации логического объяснения. В крайнем случае мы посмеемся над собой и перестанем скрытничать.

Или Себастьен уж точно решит, что я сумасшедшая, и тогда я не буду выходить из комнаты для гостей, пока не расчистят дороги, после чего оставлю его в покое навсегда.

Я скатываюсь с кровати прямо на больную лодыжку. Однако через несколько секунд боль проходит, и я натягиваю вчерашний свитер и джинсы, поскольку у меня нет сменной одежды. Они не первой свежести после ночного приключения в снегу, но ничего не поделаешь. Надев папины часы, я придаю своему наряду необходимый лоск.

Проходя через кухоньку, на секунду останавливаюсь. Себастьен принес коробку хрустиков с корицей, это мои любимые хлопья, меня так и подмывает съесть мисочку (а лучше две), чтобы укрепить свой дух, прежде чем я начну раскрывать ему свои невероятные секреты.

Нет. Нервы на пределе, лучше скорее покончить с этим разговором. Если он пройдет неудачно, меня на несколько дней запрут в гостевом крыле, и мы с хрустиками сможем вдоволь насладиться обществом друг друга.

Коридор вымощен серым камнем, а пол, похоже, с подогревом. Интересно, откуда у Себастьена средства на такую роскошь? И вообще зачем ему одному такой огромный дом? Большая семья, которая приезжает в гости? Часто развлекается?

Запах жареного бекона заставляет меня ускорить шаг, хотя нога все еще болит, а тело ноет.

После экскурсии по дому я уже не удивляюсь великолепию кухни: нержавеющая сталь, как в высококлассном ресторане, столешницы из черного мрамора с золотыми прожилками, медные кастрюли и сковородки, свисающие с блестящих рейлингов под потолком.

– Доброе утро! – бойко здороваюсь я, потому что запах бекона всегда поднимает мне настроение.

Себастьен стоит ко мне спиной, но я слышу тяжелый вздох, напоминающий о многострадальном Реджинальде в арендованном коттедже.

– Я полагал, что у тебя в кухне есть все необходимое, – не оборачиваясь, говорит Себастьен.

О боже! Я опять пристаю к нему, как назойливая муха. Не желаю оставить его в покое, хотя он ясно дал понять, что хочет держаться от меня подальше.

– У меня на кухне нет бекона, – беззаботно смеюсь я.

– Ну да, конечно, – бормочет он, и это звучит не раздраженно, а скорее как признание оплошности.

– Я не хотела тебя упрекать, наоборот, спасибо за гостеприимство. Для человека, который не ожидал появления гостя в разгар снежного шторма, ты сделал невероятно много.

Я выглядываю в кухонное окно. Небо освещает лишь слабый лунный свет – обычное явление для зимнего утра на Аляске, буря явно продолжается. Метет снежная метель, ветви сосен гнутся на ветру. Изоляция и звукоизоляция в доме Себастьена превосходны – вообще не чувствуется, какая погода снаружи.

Себастьен печально усмехается.

– Стараешься во всем находить что-то хорошее?

Он выкладывает готовый бекон на тарелку, застеленную бумажными полотенцами, чтобы стек лишний жир, поворачивается и ставит тарелку на кухонный остров между нами.

– Да. Я закоренелая оптимистка.

Беру кусочек бекона – и тут же роняю.

– Ой, горячий!

На этот раз Себастьен смеется по-настоящему.

– Показательный пример. Такая оптимистка, что надеешься не обжечься беконом со сковородки.

Вот. Это Себастьен, которого я знаю. Задорный, насмешливый, с мимическими морщинками, потому что все время улыбается. Я перегибаюсь через кухонную стойку, как будто меня притягивает к нему магнитом.

И вдруг понимаю, что не хочу пока ничего ему рассказывать. Хорошо бы растянуть это мгновение, чтобы Себастьен остался таким, каким я его знаю.

Только как? Я тереблю браслет папиных часов, и тут меня осеняет. Френч-тосты с пеканом. Это блюдо папа изобрел специально для меня и готовил целую гору вкуснятины перед каждым спектаклем. Собственно, больше ничего я приготовить не способна.

– Давай я приготовлю завтрак, – предлагаю я.

Себастьен вопросительно хмурится.

– Я хотела бы поблагодарить тебя за вчерашнее, – объясняю я.

Он хмурится еще сильнее. Я понимаю. Вчера он вел себя не лучшим образом. Тем не менее перевязал мне ногу. И принес кофе с ликером. Как он догадался, что я люблю ирландский кофе?

Наверняка он тоже любитель френч-тостов. Во всяком случае, их любит мой воображаемый Себастьен – видимо, потому, что появился на свет одновременно с пьесой и папиными ужинами.