Почему он опять врет? Нет, теперь я не собираюсь отступать.
– Тебе это покажется невероятным, – говорю я, – но в «Ледяной выдре» я тебя узнала.
Он хочет возразить. Я поднимаю руку: молчи.
– Выслушай меня, пожалуйста. Я узнала тебя не по личной встрече… Ты в моем воображении.
На слух это звучит еще более абсурдно, чем в голове. Ладно, я уже начала, значит, надо продолжать.
– Когда я училась в восьмом классе, я завела себе придуманного друга и с ним выросла. Присутствие в моей жизни этого мальчика, а затем и мужчины, помогало мне справляться с реальностью, порой невыносимой.
На секунду лицо Себастьена меняется, потом он вновь плотно сжимает губы… Или мне почудилось? Так или иначе, я не понимаю, хорошо это или плохо, а потому продолжаю:
– За эти годы я написала кучу коротких рассказов, и их главным героем всегда был один и тот же парень. Часовщик в Швейцарии. Трансильванский граф, которого принимали за вампира. Он ходил под парусом на португальских каравеллах, возглавлял экспедиции через Сахару и танцевал на набережной в Шанхае в «ревущие двадцатые». Ты не поверишь… этот воображаемый друг – ты. По крайней мере внешне. Извини, если мое поведение тебя удивляло, я и сама ничего не понимаю. Как может человек, которого я выдумала, существовать на самом деле? И каковы были шансы, что наши пути пересекутся? Я не могу отделаться от мысли, что это неспроста.
Себастьен вновь вздрагивает, и на этот раз ошибки быть не может: его словно ударило током. Я не удивилась бы, если бы он упал лицом в свои взбитые сливки.
– О боже, прости… Я опять перешла границы и пристаю к тебе? Сначала ни с того ни с сего напала на тебя в «Ледяной выдре», затем в книжном магазине, затем в порту. Теперь я появилась у тебя на пороге как раз в тот момент, когда началась трехдневная метель, и заставила меня приютить… Клянусь, я не нарочно! Безумие какое-то!
Я вот-вот расплачусь или, по крайней мере, брошусь в метель, чтобы умереть от унижения в одиночестве.
Себастьен тянется через стол, берет меня за руку и тихо произносит:
– Не волнуйся, все будет хорошо.
Между его бровями появляется точно такая морщинка, как у моего воображаемого Себастьена всякий раз, когда он мне уступает – белый флаг капитуляции, поднятый по доброте душевной.
– Ты думаешь, что я сумасшедшая, – дрожащим голосом шепчу я.
Он качает головой и смотрит на меня синими глазами, полными раскаяния, а не жалости.
– Ничего подобного, – говорит он с мягкостью человека, который однажды уговорил испуганного детеныша белого медведя пойти с ним на лодку, в безопасное место. – Если уж на то пошло, скорее можно подумать, что сумасшедший – я.
Я тру глаза и смахиваю не успевшие пролиться слезы.
– Почему?
Себастьен соскальзывает с табурета и, не выпуская моей руки, обходит кухонный остров.
– Пойдем со мной. Тебе будет интересно.
Себастьен
За все время я только однажды сказал Джульетте, кто она, – в ее второй жизни, и это не привело ни к чему хорошему.
Правда, Элен откуда-то знает о нашем прошлом, хотя и не сознает, что это не просто ее фантазии. Если не сказать ей правду, она будет уверена, что я ее отталкиваю. Она очень искренняя. Я вижу, как ей хочется, чтобы наша связь была настоящей, – не меньше, чем мне.
С одной стороны, меня обуревает желание рассказать ей нашу историю, только я боюсь, что это приведет к катастрофе. Хотя надеюсь, что моя откровенность заставит ее спасаться бегством. Узнав, чем может закончиться наша любовь, она испугается, выбросит из головы свои рассказы и проживет нормальную жизнь, не омраченную никаким проклятием. Даже если я, отпустив ее, вырву еще кусочек моего сердца.
С другой стороны, я боюсь, что она решит остаться, даже если я расскажу ей нашу историю. Что я не могу спорить с судьбой, что Эйвери Дрейк стала счастливым исключением, а нам больше не избежать проклятия.
Я понимаю, что должен болеть за спасение Элен, но, если положить руку на сердце, хочу совсем другого: чтобы мы принадлежали друг другу, несмотря ни на что.
Как должно. Ромео и Джульетта.
Элен
Себастьен ведет меня вверх по лестнице из стекла и толстых полированных досок, словно парящих в воздухе. Рядом с лестницей – окно во всю стену на два этажа, которое создает впечатление, что лес находится не снаружи дома, а внутри. Когда мы поднимаемся выше, у меня возникает отчетливое ощущение, что я парю среди сосен. Единственная разница в том, что я не чувствую гнева снежной бури по ту сторону оконного стекла.
На втором этаже мой желудок начинает выражать кое-какие опасения, и не только потому, что я не накормила его завтраком. В коридоре темно, единственный свет исходит от тусклых бра на стене, которые мерцают, как угасающие свечи.
Осторожная старая Элен вновь поднимает голову. Не логово ли это серийного убийцы?
Вчера вечером я написала маме и Кэти, сообщила, где я… И что они сделают из Лос-Анджелеса? Ничего. Я здесь одна.