Сто историй любви Джульетты

Я Чарльз Монтегю, двадцать пять лет работаю натуралистом – путешествую по миру, собирая образцы растений и изучая животных. В отдаленных местах, конечно, попадаются и люди, но флора и фауна мне гораздо интереснее. Поэтому меня считают эксцентричным; как выразился председатель Королевского общества, я – «единственный человек в мировой истории, который предпочитает женщинам компанию цветочных пестиков».

Зато мою целеустремленность замечают не только коллеги из Королевского общества, но и королева Виктория.

Ее Величество присваивает мне звание рыцаря-командора и награждает орденом Бани за огромный вклад в развитие ботаники, я получаю титул сэра. Это исключительное достижение, которым горжусь даже я, хотя каких только занятий я не перепробовал за свои жизни.

Однако по прошествии лет я начинаю подумывать, что пора повесить шляпу исследователя. Мой друг и коллега-ученый Ричард Бэнкс, скрипя суставами, медленно усаживается в кожаное кресло перед камином – сказываются десятилетия, когда он ползал в кустах и траве, чтобы исследовать корневую систему растений, да и сырость моего дома в Оксфорде противопоказана старым костям. Он укрывает ноги пледом.

– Ты счастливчик, молодо выглядишь, – говорит Ричард, потягивая бренди. – Одному богу известно, как тебе удается столько работать и сохранять бодрость мужчины на две трети моложе тебя.

– Эликсир вечной жизни! – шучу я. – Разве я не говорил, что открыл его во время последней поездки в империю Цин? Именно за эликсир вечной жизни королева посвятила меня в рыцари.

Ричард улыбается.

– И ты молчал, эгоистичный мерзавец? Мне не помешала бы доза-другая твоего эликсира.

– О нет, дорогой друг, ты зашел слишком далеко, тебе не поможет.

– Тем лучше, полагаю, – смеется Ричард. – Я бы все равно не хотел жить вечно.

Я наливаю себе еще выпить.

– Правда? Даже ради того, чтобы открыть вид, который ранее считался мифом?

– Например, единорога?

– Почему бы и нет? Единорог, Ричард! Ты согласился бы жить вечно, если бы знал, что когда-нибудь войдешь в историю?

Ричард отпивает большой глоток из своего стакана и задумывается. Сделав еще два глотка, он качает головой.

– Нет, даже ради вечной славы. Представляешь, как сильно будут мучить меня мои суставы в пятьсот пятьдесят лет?

– Да уж, – смеюсь я.

– А вот в тебе, – замечает Ричард, поправляя плед на ногах, – еще не угас дух приключений. Ты действительно намерен оставить профессуру в Оксфорде ради скучной и праздной жизни в сельской местности?

– Неужели это так плохо?

– Ты преуспеваешь во многих вещах, Чарльз. Но безделье не входит в их число.

– Забавно, что ты об этом заговорил, – отвечаю я. – Вообще-то я подумываю о переезде за океан. В бывшие колонии.

– Согласен, увлекательно, – подается вперед Ричард. – Наблюдать, как укореняется молодая нация…

– Я предпочел бы реальную ботанику метафорической политике, – говорю я. – В частности, меня интересуют северо-восточные прибрежные леса.

– Прекрасно! Когда ты решил ехать? На следующий год?

– Вообще-то… я уже купил билет. Отплываю в следующем месяце.

Ричард чуть не роняет бокал. Допивает остатки коктейля и рассматривает свои распухшие костяшки.

– Что ж, Чарльз, желаю удачи. Я буду скучать по твоему обществу, однако, надеюсь, ты хоть в Америке найдешь наконец женщину, которая тебе по сердцу.

– Сомневаюсь, мой друг.

– Держу пари на единорога, что ты ошибаешься.

– На какого еще единорога?

– Проигравший должен будет послать победителю единорога. Ну, согласен?

– Я не из тех, кто отказывается от пари, – говорю я.

– Так и знал, – поднимает бокал Ричард. – Тогда выпьем за тебя и за твое новое приключение. За женщин и единорогов. Напиши мне, пожалуйста. Я буду жить твоей жизнью.

Год спустя я отправляю ему письмо с озера Чатаква в северной части штата Нью-Йорк. Из Нью-Йорка в Оксфорд. В конверт вложен маленький единорог, вырезанный из дерева.